Как раз то, что надо.
— Чу́дная колясочка! — воскликнула Лили. — Не припомню подобной роскоши, с тех пор как приезжал лорд Бэйнсбридж!
Парень взглянул вопросительно, но я покачал головой — мол, не обращайте на нее внимания — и вышел вслед за Лили. Я медленно приблизился к лошадям. Словно повинуясь моей воле, они нервно загарцевали и развернули карету обратно к дороге, тем самым облегчив побег.
— А где же прислуга? — спросил я, озираясь. — Лорд путешествует в одиночку?
— Их светлости пришлось поспешно выехать. Кучер сейчас помогает ему устроиться. Дал мне медяк, чтобы я почистил лошадей и накормил их суслом. Он сказал, что спустится проверить мою работу. — В доказательство парень показал монету.
— Кучер — так мы и поверили! Да на нем ливрея краше, чем мой выходной наряд, а ведь он всего-навсего…
Я зажал ему рот своей большой ладонью и удерживал руку, пока парень не смолк.
Втащив тело в хлев, я закрыл дверь и помог Лили сесть в карету.
Я представлял собой то еще зрелище: над крошечными козлами возвышался великан в капюшоне, мы мчались по дороге, и за спиной у меня трепыхалась накидка. Наклонившись вперед, я щелкал кнутом над головами лошадей и понукал их, нашептывая:
— В Таркенвилль, в Таркенвилль.
4 февраля
Парня из гостиницы я не задушил. Я уверен в этом — уверен, что его грудь вздымалась, когда я клал его на солому. Я просто подержал его, чтобы он затих. Не мог же я причинить ему этим вреда! Но все равно меня мучает совесть. Почему? Потому что я поднял руку на юношу, но не тронул Уолтона? Паренек был щедрый и добродушный. Хотел нас накормить. Возможно, он даже предложил бы Лили кровать, если бы нашлась свободная.
Жаль, что не спросил его имя.
Я знаю, все эти дурные предчувствия — из-за Уинтерборна. Я похож на невесту, которая, идя по проходу к своему суженому, стыдится того, что засматривается на гостей.
Экклсмахан
11 февраля
Хотя мы угнали карету, поездка неожиданно затянулась. Мы пока добрались только до этой деревушки в Западном Лотиане, где живет от силы пара сотен душ. Лили часто нездоровится, и я вынужден прятать карету по обочинам таких вот пустынных дорог, чтобы Лили могла отдохнуть после тряской езды.
Я тяну время до последнего. Когда больше не выдерживаю, трогаюсь в путь и вижу ее лицо в окне кареты — бледное, словно портрет, нарисованный мелом. Лили стучит в стекло, требуя, чтобы я остановился.
14 февраля
Сегодня День святого Валентина.
— Слушай, Виктор, — бесцеремонно сказала Лили. — У тебя нет для меня каких-нибудь знаков любви? Например, цветка, найденного в зимнюю стужу за много миль отсюда? Украшения, кружев, конфет? Или хотя бы стихов, ритм которых напоминал бы биение твоего нечеловеческого сердца?
Я устало вздохнул и протянул руки, показывая, что никаких знаков любви в них нет. Между пальцами торчало обыкновенное сено. Разжиться вилами не удалось, и приходилось таскать его лошадям охапками. Так как погода испортилась, мы решили заночевать в хлеву, который фермер выделил нам вместе со скромным ужином.
— Ну и ну, — сказала Лили. — Только бедные любовники не дарят подарков. Впрочем, чему тут удивляться? Любовник из тебя в самом деле неважный.
Меня прельстило именно ее безрассудство, но все равно стало досадно. Я усмехнулся, вспомнив о той ночи в избе под Стерлингом и о нашем пребывании на Оркнейских островах. Поездка выдалась куда мрачнее, чем я себе представлял, и теперь я лишь мечтал избавиться от Лили.
— Хочешь поэзии? Я знаю отличные стихи, сочиненные как раз к свадьбе в День святого Валентина.
Я изрыгал строки Джона Донна, точно яд:
11
Джон Донн, «Эпиталама, или Свадебная песня в честь принцессы Элизабет и пфальцграфа Фридриха, сочетавшихся браком в День святого Валентина», VII. Перевод Г. Кружкова.