— Что вы желаете, сэр? — испуганно пропищала она.
— Как тебя зовут? — спросил я, раздосадованный тем, что она побледнела под румянами от страха.
— Веселушка Осборн.
— Хорошее имя. Ну и чем же ты веселишь посетителей?
— Только ужином, сэр. — С ее губ сорвался истерический смешок. — Тушенка свежая, сегодняшняя, и вчерашние пирожки с мясом остались. Еще у нас почти всегда есть сосиски.
— Два пирожка и хлеб, Веселушка.
— Эля или вина?
— Нет, чего-нибудь горячего.
Она сделала реверанс. Вернувшись с едой и кружкой подогретого сидра, служанка дрожащей рукой собрала медяки со столешницы.
Даже когда я доел, в зале так и не воцарился шум, изначально привлекший мое внимание на улице. Я угрюмо придвинулся поближе к очагу. У меня за спиной зашушукались.
— Это он, говорю тебе. Кто же еще?
— Тогда спроси его.
— Сам и спрашивай. Это ведь ты слышал всадника.
— Я же сказал, что это не он.
— Такой прибьет любого, кто его заденет, — сказала Веселушка Осборн.
— Тогда спроси ты, — послышался совет. — Леди он убивать не станет.
— Так-то оно так, но она ведь не леди, — раздался смех.
Я слегка обернулся, и голоса утихли.
— А я вот возьму и спрошу его, — сказала Веселушка Осборн и направилась ко мне, делая вид, будто хочет забрать тарелку. Но я так грозно посмотрел на девушку, что она отступилась. Поднос с посудой загремел по полу, служанка с глухим звуком приземлилась на задницу, юбки задрались до колен. Одним взглядом я остановил хохот в зале.
Протянув руку, я помог девице встать. Хотя всадника, о котором они судачили, явно подослал Уолтон, нужно было хотя бы выяснить, в какую сторону он ускакал.
— О чем это они говорили у меня за спиной? — спросил я, подтащив к себе девушку.
Веселушка вздрогнула от моего прикосновения, но затем осмелела, увидев протянутую монету.
— Был тут один верховой. Скакал как бесноватый и вас искал.
— По какой дороге он уехал?
— Не знаю. Просил вам кое-что передать, если вы вдруг сюда пожалуете.
Кое-что передать? Надо же! Я поинтересовался, что сказал всадник. Она сощурилась, пытаясь сосредоточиться.
— Я должна передать, чтобы вы отправились в Данфилд. — Этот город располагался немного севернее. — Там вас будет ждать женщина.
— Женщина? — Я выпрямился на лавке. — Ее зовут Лили?
— Ага, так и знала, что все это неспроста! — радостно сказала девушка. — Лили велела вам ехать в Данфилд. Вы должны быть там, когда подойдет срок ее родов, а не то пожалеете. Всадник сказал, что он должен проскакать с этим известием по почтовому тракту туда и обратно.
— Лили, — с отвращением произнес я. Я швырнул девице монету, затем еще одну и попросил кружку эля. Откинувшись на спинку скамьи, я повернулся к огню.
Вероятно, она сбежала от Уинтерборна и в одиночку отправилась вслед за мной. Для чего? Чтобы проверить, обладает ли прежней властью?
— Говорил же тебе, это он, — прошептал кто-то сзади. — А теперь, ребята, тост. Этот приятель доказал, что баба найдется для каждого, так что и у меня есть надежда!
— Хоть он урод и злюка, зато у него деньжата водятся, — сказала Веселушка.
Пробравшись бочком, она поставила эль у моего локтя.
— Ну? — спросил я, видя, что девица не уходит.
— Поедете к ней? — расхрабрилась она.
— А тебе-то какое дело?
— Любопытство разбирает. Ведь высылать верхового — недешевое удовольствие.
Слова служанки меня встревожили: Лили ничего не делает просто так — что же означало ее послание? От родов могли пострадать лишь она сама да червь.
«Он родится мертвым, — говорила она, намекая на то, что червь слишком мал, — но даже если выживет, с такой матерью не протянет и пары минут».
Я решил не брать дурного в голову. В конце концов, что такое этот червь? Безымянная, безликая тварь — белая, мокрая, переросшая личинка.
Одним словом, чудовище.
Нет уж, я оберегал червя, пока мог. Пусть теперь Уинтерборн его защищает.
Еще один медяк и еще одна кружка. Скоро мне потребуется помощь сестры Марии Томас… Мне померещилось ее пухлое румяное лицо, но я не разобрал его выражения. Это видение заставило меня уйти из трактира.
Снаружи легкий ветерок донес плач младенца. Я выругался и продолжил путь на юг.
20 февраля
После полудня я увидел верхового, скакавшего мне навстречу с юга. Шагая по дороге один, я сбросил капюшон и наслаждался солнечными лучами, которые значили для меня гораздо больше, нежели просто тепло. Я издавна привык натягивать на себя одежду. От этой мысли стало досадно. Неужели люди хотели отнять у меня даже солнце? Сам воздух?