Я навострила уши. Про «них» мне ничего известно не было, только про одну. Зато, к счастью, гостью вся эта информация нисколько не расстроила. Мое удивление по этому поводу, как и общее чувство неловкости, не ускользнуло от внимания Нирит.
— Боюсь, вы не вполне правильно расценили наши отношения с Итаем, — спешно пояснила она. — Мы не любовники, не жених с невестой, и вообще наше общение никак не напоминает то, что происходит сейчас… вероятно, в спальне? — лукаво прищурившись, выдвинула предположение она. Предположение, которое, как я отлично знала, было верным. — На самом деле мы с Итаем состоим в чисто дружеских отношениях. Ни намека на что-либо иное. Так что эти натурщицы, — шатенка объединила всех приходящих и уходящих девиц Брика одним словом, — ни с какой стороны меня не беспокоят. Мы с ними не конкурентки.
Я глубоко выдохнула и радостно кивнула, вознося небу благодарность за то, что эта сложная, казалось бы, ситуация разрешилась в итоге так просто.
— Я только не хочу никого ставить в неловкое положение, — продолжала облегчать мне жизнь Нирит. — Поэтому будет лучше всего, если я подожду на кухне.
И это тоже было справедливо. Из спальни пара, скорее всего, выйдет в гостиную, после чего (если натурщица не надумает остаться на подольше), они смогут добраться до выхода, так и не повстречав нас по пути. Кстати, тот факт, что адонит по собственной инициативе, без малейших признаков брезгливости или пренебрежения усаживается за кухонный стол, представлялся мне ценным сам по себе.
Я налила гостье кофе, заново наполнила собственную чашку, и мы вполне неплохо посидели, ожидая появления Итая Брика. Порой наш разговор лился весьма непринужденно; иногда, напротив, наступали неловкие паузы, когда каждый из собеседников сосредоточенно искал, что бы еще сказать. Совершенно естественная ситуация для людей, общающихся впервые.
Думаю, художник догадался, кто пришел его навестить, по доносившимся из кухни голосам. Появился он, одетый, мягко говоря, по-домашнему: неофициальные брюки из мягкой материи, а сверху — ничего, кроме халата. Натурщица, по всей видимости, уже успела покинуть дом.
Поздоровались Нирит с Итаем очень тепло, она даже приподнялась со стула ему навстречу (чего этикет от женщины совершенно не требовал), а он поцеловал ее в щеку. Действительно по-дружески.
— Прости, что не смогла прийти на выставку, — заговорила гостья, пока я отчаянно гадала, уйти мне или остаться на случай, если у омана окажутся какие-нибудь распоряжения по работе. — Но я о ней наслышана! — продолжила она после того, как Брик милостиво отмахнулся, дескать, подумаешь, не пришла, там ничего интересного и не было. — Особенно о впечатлениях Дова Вайна.
Она испытующе посмотрела на художника. Тот лишь равнодушно пожал плечами. Я же, напротив, очень хотела расспросить новую знакомую, что же такого понарассказывал после выставки Байн, но не решилась вклиниваться в разговор. К счастью, девушка и сама не собиралась ограничиваться сказанным.
— Он утверждает, будто ты, Итай, вел себя совершенно по-хамски. Полностью игнорировал все, что говорил тебе Аял он, а потом и вовсе безо всякой причины развернулся и ушел посреди адресованной тебе речи светила. Молодое дарование в лице Вайна в возмущении, светило в лице Аялона якобы тоже, равно как и все те, кто готов слушать Вайна всерьез.
— Что значит «без причины»? — Брик по-прежнему говорил бесстрастно, лишь немного поморщился. — Организаторы выставки обнаружили ошибку в каталоге. Там отсутствовала одна из моих картин, а между тем именно ее захотел купить какой-то аристократ. Из тех, кого не заставляют ждать. Вот тебе и причина.
— Но хотя бы вести себя повежливее ты не мог? — укоризненно вопросила Нирит. — Извиниться, там, сказать этому светилу, что так, мол, и так, тебя ждут по неотложному делу? Оно тебе надо — все эти сплетни и осуждение?
— Мне? — Оман потянулся к чашке, но не обнаружил в ней ничего, кроме разве что легкого кофейного налета на самом дне. Гадать на кофейной гуще он явно не намеревался, поэтому разочарованно вздохнул. — Говоря откровенно, мне все равно. Разговаривать с Аялоном не имеет смысла, это уже давно известно и подтверждено практикой. Убедить его в чем бы то ни было нереально. Проще всего молчать и по возможности игнорировать, дабы не подбрасывать пищи для беседы. Он и так способен добрый час разговаривать сам с собой — ну, и со всеми, кто пожелает слушать. В ответ на предложенные тобой извинения я получил бы лекцию минут на сорок, а организаторы за это время повесились бы от ожидания. Их между тем я уважаю больше. Несмотря на весь тот вклад в искусство, который, вне всяких сомнений, был внесен Аялоном.
— Вот такой он, наш Итай Брик, — жизнерадостным тоном, но с грустью во взгляде констатировала, повернувшись ко мне, Нирит. — Совершенно не печется об общественном мнении. А общество, между прочим, такого не прощает.
— Не драматизируй, — посоветовал оман, нисколько не обеспокоенный.
И, снова заглянув в пустую чашку, умоляюще посмотрел на меня.
— Дана, не сделаешь еще кофе?
Я уже собиралась встать, но меня остановила рука Нирит, которую она положила мне на предплечье.
— Дана — не прислуга и, как я понимаю, даже не секретарь, — заметила девушка. — Так что кофе в ее обязанности точно не входит. Тебе не мешало бы об этом помнить. — Последнее предложение, ясное дело, предназначалось Брику. Я же от шока и чувства неловкости вросла в собственный стул. — Зато я — девушка свободная, необходимостью работать не обремененная, — добавила Нирит, соскакивая со стула и подходя к кухонному шкафчику. — Так что вполне настроена на щедрость и готова сварить кофе всем троим.
В тот день у меня выдался довольно-таки длинный перерыв, и я выскочила в центр города. Зашла в лавку товаров для домашних животных. Долго выбирала между двумя поводками, к немалому неудовольствию торговца. Тот вообще встретил меня не слишком доброжелательно. При моей внешности подобное не редкость, но настроение на покупки он у меня все-таки отбил. К тому же и сделать выбор было сложно, и в итоге я ушла ни с чем. Хозяин лавки прошипел себе под нос что-то нелицеприятное. Подробностей я не расслышала, да особо и не пыталась.
А вечером я, как и обычно, пешком возвращалась к себе домой. Гильада, с которым мы успели встретиться уже несколько раз, в городе не было: он уехал в Ирбир по каким-то семейным делам. Так что после прогулки с Хахалем я не собиралась никуда выходить.
Заподозрить неладное следовало, еще когда впереди замаячили слишком яркие огни. Будто в нашем спальном районе устроили вечернее празднование. Я и забеспокоилась, но смутно, не подозревая пока, сколь серьезными последствиями эта странность может обернуться лично для меня. По мере моего приближения к дому свет становился все ярче, а гул голосов все сильнее. Вскоре я увидела толпу — много-много людей, знакомых и незнакомых, державших в руках зажженные факелы. Толпа шевелилась, чуть покачиваясь из стороны в сторону, но в целом бездействовала. До тех пор пока составлявшие ее горожане не завидели меня.
Я бы убежала, но поначалу ноги от страха и неожиданности приросли к земле, а дальше уже стало поздно. С воплями — вернее, даже не воплями, а с ревом! — толпа бросилась ко мне. Или на меня?
— Ведьма!
— Это она! Все она!
— Убийца!
— Проклятие Аяры!
Вот то немногое, что можно было разобрать в общем гомоне.
Когда пальцы первого подбежавшего схватили меня за локоть, я вывернулась. Когда к ним присоединились пальцы второго и третьего, испугалась так, что завизжала. Ко мне тянулось все больше и больше рук, будто щупалец огромного чудовища, каковым, в сущности, и являлась беснующаяся толпа. У кричавших, бегущих, гневно сверкающих безумными глазами людей не было пола, не было имен, не было, казалось, хоть какой-то индивидуальности. В слепящем свете приблизившихся факелов все преследовали общую цель, будто обладали единым мозгом. Дотянуться, схватить, швырнуть на землю, растоптать. Может быть, разорвать на части. И, к своему ужасу, я отлично осознавала, что мишенью этих настроений была именно я.