Ну и положение. Ему следовало ее пристрелить. Он должен быть в ярости, но она его очаровала. Он обожает эту девочку, свою Луизу. При одной мысли о ней у него кружится от счастья голова. И, безобразное чудовище, он надеялся, что когда-нибудь она полюбит его с такой же страстью.
Да, хороша шутка. Он сейчас отказался бы даже от драгоценной амбры, чтобы забыть эту рискованную игру. Если бы знать, что это пылкое прелестное создание когда-нибудь простит его! Нет, единственный выход – начать все сначала. Если она сейчас его любит – а это вполне возможно, – она снова сможет влюбиться в него во Франции. Он начнет с чистого листа. Он сделает все от него зависящее и будет добиваться ее так, как не добивался еще ни одной женщины. Они с ней вновь обретут счастье, Шарль был в этом уверен. Счастье – не миф, не чудо. Оно существует.
Глава 15
Всего один кашалот из тысячи содержит в желудке амбру.
На следующее утро Луиза раньше всех остальных оделась, уложила свои вещи и выскользнула из каюты, чтобы заглянуть в апартаменты Шарля. Но она не обнаружила никого, кроме горничных, которые там прибирали. В прихожей рядом с дверью стояли ведра и корзины. Потянуло сквозняком, из чего Луиза заключила, что все иллюминаторы в каюте открыты. Когда она прошла дальше, то увидела, что портьеры на окнах отдернуты. Гостиная была залита солнцем. Луиза шагнула в комнату, в которой провела столько счастливых минут и которую впервые видела при дневном свете.
Внутри было чисто прибрано. На стенах висели ничем не примечательные живописные полотна. Мебель выдержана в строгом стиле – ничего лишнего и в то же время респектабельно. В целом каюта выглядела по-западному, без каких-либо восточных излишеств – кальяна, к примеру, шелковых подушек или пышных драпировок на стенах. Более того, ни в гостиной, ни в столовой, ни в кабинете не осталось никаких следов пребывания Шарля. Луиза прошла в спальню, и горничная, убиравшая комнату, с удивлением воззрилась на нее. С кровати уже сняли покрывало и простыни – остался только обитый шелком матрас.
Луиза вышла в коридор и увидела у соседней двери группу арабов – вероятно, прислужников ее паши. Они как раз собирались уходить. Она заговорила с ними. Сначала они сделали вид, что не замечают ее, но она была настойчива, и наконец один из арабов – по-видимому, главный среди них, – снизошел до того, чтобы ответить на ее вопросы. Он говорил по-английски с певучим акцентом, которого не было у ее пылкого возлюбленного. Нет, сказал он, в соседней каюте не останавливался ни его знакомый, ни (тут он высокомерно усмехнулся) их правитель или господин.
– Если бы это было так, я бы об этом знал, – утверждал он. И самодовольно добавил, что знает всех арабов на судне – их четверо.
Он даже соизволил подойти и заглянуть в каюту Шарля.
– Нет, – решительно заявил он, – здесь никого не было. Одна из кают класса люкс пустовала. Вот эта самая каюта. – Он ткнул пальцем в дверь и, повернувшись к Луизе спиной, обронил через плечо: – Клянусь Аллахом, женщина, известно ли тебе, сколько стоят такие каюты? Огромные деньги. И за такое ужасное плавание корабельная компания должна уплатить нам неустойку. Как можно спать на верхней палубе корабля?
Одно из преимуществ каюты Розмона заключалось в том, что по желанию пассажира он мог высадиться на берег, как только спустят сходни, что Шарль и сделал. Он телеграфировал дяде, сестре и кузенам, когда прибывает в порт и какие надо сделать приготовления.
Конечно, дяде Тино все было уже заранее известно, поскольку именно он целый месяц пересылал телеграммы окольными путями в Ниццу. И как только забрезжил рассвет над Средиземным морем, Шарль д'Аркур сошел вниз по трапу, опираясь на трость. Дядя помог ему забраться в экипаж. Шарль не мог припомнить, когда в последний раз его колено так болело.
Экипаж довез будущего жениха до ближайшего отеля, фасад которого выходил на порт Марселя. Шарль не очень любил Марсель. Хотя это был второй по величине город Франции и главный торговый порт страны, в нем не было очарования старых городов. В Марселе всегда было многолюдно и шумно. Никаких достопримечательностей, архитектурных памятников. Разношерстная толпа – здесь можно было встретить представителей любых национальностей – могла сравниться, по мнению Шарля, лишь с турецким базаром. Этот город – окно на Восток и в Северную Африку – вряд ли можно было назвать истинно французским. Пребывание в Марселе всегда портило Шарлю настроение.
В портовом отеле, приняв ванну (с новым сортом мыла, поскольку то, которым он обычно пользовался, обладало характерным ароматом), побрившись (без одеколона, который он употреблял уже более девяти лет), сделав стрижку (ничего особенного, чтобы не подумали, будто он прихорашивается), Шарль занялся гардеробом. Ему предстояло решить, что надеть – рубашку с отделкой плиссе или с гофрированной манишкой. В конце концов он остановил свой выбор на простой накрахмаленной рубашке с высоким отложным воротником, и задумался над тем, стоит ли надевать жилет нового покроя с застежкой на одну пуговицу, который не очень ему шел. Затем тщательному осмотру подверглись все галстуки, принесенные дядей Тино (он заставил слугу скупить все галстуки цвета индиго).
Шарль понимал: все эти мелочи не стоят того, чтобы так из-за них волноваться, но ничего не мог с собой поделать. Он не привык чувствовать себя не в своей тарелке. Ему еще никогда не приходилось так нервничать. С одной стороны, настроение у него было приподнятое, он весь сиял от счастья, но с другой – чувствовал себя ужасно неуверенно. Ему так хотелось выглядеть безупречно при встрече с Луизой.
Шарль постарался взять себя в руки. Для этого у него было испытанное средство – как ни странно, его собственная внешность. Или, вернее, его способность скрывать ее недостатки.