Главная сволочь и язва всея Хогвартса, профессор зельеварения Северус Снейп относился — и крайне обоснованно — к новоявленному профессору ЗОТИ с презрением и недоверием. Как нам с мелким стало известно из воспоминаний Сириуса Блэка, еще в сопливом возрасте Снейп имел сомнительное удовольствие наблюдать Рэмуса Люпина в его зверином облике на расстоянии удара лапой, и потому ему — и мне, кстати, тоже — была абсолютно непонятна и неприятна мысль о том, что рядом с детьми ходит темная тварь, способная в течении трех дней в месяц ладно, если убить, так ведь и заразить или искалечить учеников. Люпин мог быть сколько угодно хорошим человеком и преподавателем, но оборотню не место рядом с детьми, как ВИЧ-инфицированному — на станции переливания крови. Но кто ж зельевара спрашивать о том будет? К тому же его явно, как обладающего необходимой квалификацией, припахали варить своему неудавшемуся убийце аконитовое зелье. Снейп не был бы Снейпом, если бы при данных обстоятельствах не прошелся по самолюбию оборотня как трактор по елочным игрушкам.
Люпин тоже не был безгрешной маргариткой и в банде Джеймса Поттера присутствовал не для галочки. Оборотень решил отмстить, и сделал это в лучших традициях Мародеров, чужим руками. На первом уроке ЗОТИ, когда они проходили боггарта, этот вот уж точно Шакал Табаки не нашел ничего лучшего, как, узнав, что больше всего Невилл боится грозного зельевара, выпихнуть парнишку перед шкафом с нечистью и показать ему, как действует заклинание Ридикюлус. Спору нет, зельевар, как и любой другой мужчина, в одеянии Железной Августы смотрелся уморительно, над этим потом хохотала почти вся школа, но этим самым весь гнев Снейпа, не понимающего таких шуток, пал исключительно на беднягу Лонгботтома. А главный инициатор веселья, добрейший и интеллигентнейший профессор Люпин остался в стороне.
Воробей, кстати, таких шуток тоже не понимал. А потому от Люпина он шарахался как дементор от Патронуса. Даже под Хэллоуин, когда чертов Перевертыш поймал его в коридоре и зазвал на чай, птах был неразговорчив, вопросов о папе-маме не задавал и при первой же возможности смылся. И правильно сделал, потому как очередное полнолуние выпало аккурат на этот во всех смыслах веселый день. Шкет особо за лунным циклом не следил, но спасибо Слизеринской Летучей Мыши, принесшей кубок со свежесваренным аконитовым.
Результатом «невинной» шуточки Люпина стало удвоение количества придирок к паре Поттер-Лонгботтом. И если Невилл страдал из-за идиотского чувства юмора некоторых преподавателей, то мелкий — исключительно по собственной дурости: на одном из занятий он повторил то, что его отец совершил двадцать лет назад — дал новую кличку Северусу Снейпу. Она оказалась настолько меткой, что мигом прилипла к декану Слизерина.
Как-то на уроке зельевар в очередной раз прошелся по эссе Невилла. Оно не было ни плохим, ни хорошим, твердое Удовлетворительно, но помимо всех реальных ошибок там была маленькая описка, «зельетворение» вместо «зельеварения». «Что ж я, по-вашему, зельетвор, Лонгботтом?» — уничижительно-насмешливо спросил Снейп. Невилл, весь красный, как рак, молчал, потупившись. Вместо него ответил Воробей, которому весь этот цирк изрядно надоел. Шкет тихо, но внятно произнес: «Скорее, зельетварь... сэр». И скорчил, зараза, при этом ту же рожицу, с которой его маменька на младших курсах разговаривала с папенькой. Получалось, кстати, довольно похоже. Судя по тому, каким ровным безэмоциональным голосом Снейп в абсолютной тишине лишил Гриффиндор ста баллов, чувака проняло до самых потрохов. Так Гарри Поттер, несмотря на потерю большого количества баллов, в очередной раз стал героем школы, а Снейп из зельевара превратился на несколько ближайших лет в Зельетварь.
Триумф шкета, сама того не зная, подпортила декан Гриффиндора. Когда Ответ Поттера пошел в массы и дошел до преподавателей, это старая, траченная молью мышебойка умиленно, с улыбочкой, заявила:
— Поттер, вы так похожи на своего отца!
Лучше уж бы пощечину дала, ей-богу! Мелкий потом говорил, что чувствовал себя, будто его в грязи с ног до головы вываляли. А ведь Минерва Макгонагалл ничего такого не имела в виду. Она же была совершенно не в курсе, что птах знал, как развлекались на досуге папуля и его дружки.
Похвала собственной деканши подтолкнула птаха на еще один глупый поступок. Он побежал извиняться перед Мастером Зелий, даже не подумав, что делает. И встретил Снейпа прежде, чем успел одуматься. Тот его, конечно, прогнал, даже не потрудившись вслушаться, что там лепечет «новая хогвартская знаменитость». Уже ночью до мелкого дошло, как он крупно прокололся: Гарри Поттеру никто не рассказывал о том, каким на самом деле был его отец в школе, все только отделывались, что и он, и Лили были чудесными людьми и талантливыми учениками. Выслушав торопливую речь пацаненыша, я посоветовала ему вывернуть все наизнанку: мол, все ему говорили, каким хорошим был Джеймс Поттер, даже Макгонагалл сказала, что он, Гарри, на папу похож, а ведь папа — как хороший ученик, вроде Гермионы — наверняка никогда не позволял себе оскорблять, пусть и невольно, учителей. Вполне себе толковая — на мой взгляд — отмазка, главное, ее не говорить, а думать, при этом мямля что-то нечленораздельное, чтоб взрослые поверили.