Выбрать главу

— Иди, спи, — попросила Тайна Валентина.

Когда Валентин ушёл в свою комнату, Тайна легла в гостиной на диване. Она и руками, и ногами сжала подушку, прижимая её к себе, скрипя при этом зубами и плача от боли, которая ещё не прошла из-за резкой метаморфозы. Девушка еле сдерживалась, чтобы не закричать от боли, которую старательно скрывала от Валентина. Оставшаяся одна, была не в силах с ней справиться, и хотелось бы, чтобы кто-нибудь был с ней рядом, посильнее обнял и не отпускал до тех, пока не пройдёт боль. И даже родителей сейчас нет, с ней рядом никого нет, никто не может ей помочь.

Тайна открыла глаза и увидела, что рядом на полу сидит Александр Сергеевич.

— Папочка, помоги мне! — тихо сказала тайна, глотая слёзы. Она сползла с дивана на пол к отцу, который сразу же обнял её. Прошло несколько часов, прежде чем Таня смогла уснуть в крепких объятиях отца, который почувствовав, что она уснула, уложил её на диван и накрыл одеялом. Александр просидел с ней рядом до самого утра, а когда все проснулись, попросил их вести себя потише, чтобы не разбудить Тайну, когда всё же она проснулась, увидела возле себя всё того же Александра свеженького, выбритого и в чистой одежде.

— Прости меня, папа, — произнесла Тайна, легонько обнимая отца. Я тебе ничего не сломала?

— Нет, не волнуйся, со мной всё в порядке. А как ты сама?

— Я не знаю.

— Боль уменьшилась?

— Да, конечно. Как тебе удаётся быть таким бодрым? Ты из-за меня наверняка всю ночь не спал?

— Я принял холодный душ.

— Думаю, мне тоже стоит так же поступить.

Тайна попыталась подняться с дивана, но её ноги были словно ватные. В следующую попытку ей удалось встать, но не смогла сделать и шага от вновь нарастающей боли и от того, что ноги были будто приросшими к полу.

Александр Сергеевич хмуро оглядел фигуру дочери: кулаки сильно сжаты, сжаты так, что побелели костяшки, лицо оставалось непроницаемым, хотя на глазах и сверкали слёзы. А фигура оставалась неподвижной. «Господи, подскажи мне, как поступить? Что мне сделать для неё? Ей и без того больно, а мне нужно сказать, что её родители пропали, и, возможно, они умерли», — думал, Александр, смотря на девушку.

Глава 19. Близость и скрепление узами брака

Александр Сергеевич хмуро оглядел фигуру дочери: кулаки сильно сжаты, сжаты так, что побелели костяшки, лицо оставалось непроницаемым, хотя на глазах и сверкали слёзы. А фигура оставалась неподвижной. «Господи, подскажи мне, как поступить? Что мне сделать для неё? Ей и без того больно, а мне нужно сказать, что её родители пропали, и, возможно, они умерли», — думал, Александр, смотря на девушку. Он подошёл к окну, и по его щеке незаметно скатилась слеза. Смахнув ее со щеки, он обернулся к своей дочери, которая уже уверенно, но как робот шагает в сторону ванной комнаты.

Еле передвигая ноги, она залезла в душ, включила воду и по стенке сползла на пол, словно вода по плитке. На её голову текла прохладная вода, из-под которой не хотелось вытаскивать своё тело, которое горело, словно в огне.

Прошло два часа, как она была в душе, к ней постучался Валентин.

— Таня с тобой всё в порядке?

— Да, Валентин, не беспокойся.

Валентин отошёл в сторону, прошёл ещё час, Тайна, так и не вышла. Он снова постучал к ней.

— Со мной всё в порядке, — отозвалась девушка.

— Александр Сергеевич и с Ольгой ушли уже два с половиной часа назад, — сказал Валентин

— Хорошо, — ответила Тайна.

Валентин подождал ещё с полчаса и вломился в ванную к Тайне и увидел, что она сидит в углу, прижав к себе колени, уткнувшись в них лицом, а её руки обнимали колени.

Валентин зашёл в душ, закрыв краны и сел рядом с девушкой.

— В чём дело? — спросил он, подняв лицо Тайны. Посмотрев её глаза, он прочёл в них нестерпимую боль, но девушка не дала сказать не единого слова по этому поводу, целуя его в губы. Мужчина сам с жадностью упивался её губами, боясь оторваться от неё, боясь вновь увидеть боль в её глазах. Они вместе поднялись на ноги и Тайна вновь включила воду, обкатив обоих ледяной водой. Вся одежда Валентина мгновенно промокла, и он успешно сбросил её себя. Несмотря на ледяную воду, их тела горели, они не могли оторваться друг от друга.