– Какими бывают настырными эти кицунэ. И наглыми лгуньями, – сморщив презрительно нос, возмутилась Камэ.
Я недобро посмотрела на императрицу, в голове начал рождаться план мести.
– Да не такая уж она и плохая, матушка. – Я чуть не вскрикнула от неожиданности. Мандзю за меня заступился. А я была уверена, что он меня ненавидит.
– Ну как же, – удивленно развела руки Камэ, – разве не она лишила тебя Сягэ и продолжила преследовать в твоей новой жизни?
Я бросила короткий взгляд на Корэмицу – тот задумчиво теребил свою тонкую бородку и смотрел перед собой, не реагируя на диалог сына и супруги.
– Матушка, – продолжил защищать меня Мандзю, – Мизуки просто влюбленная девушка, которую никто никогда не любил по-настоящему. На самом деле она красивая и добрая. Если бы мое сердце было свободным, то я выбрал бы Мизуки. Но я никогда не предам Сягэ.
Сердце в груди совершило кульбит. Он все-таки мог бы выбрать меня! Значит, где-то в глубине души Мандзю любит меня и мои чувства взаимны. Просто у него обязательства перед Сягэ. Возможно, еще не все потеряно, и у меня есть шанс на счастье рядом с ним.
– Ты говоришь, ту кицунэ звали Мизуки? – наконец подал голос Корэмицу.
– Да, отец.
– Ми-зу-ки, – император медленно произнес мое имя, будто пробуя его на вкус. – Это имя мне кажется знакомым. Я как будто встречал его уже раньше.
– Нет, отец, вы не могли ее знать и имя такое никогда не слышали прежде, – возразил Мандзю.
Все сидели, погрузившись каждый в свои мысли. К чашкам с чаем так никто и не притронулся. Спустя время Камэ прервала тягостное молчание:
– Я очень рада, сын, что ты наконец рассказал нам все. Теперь многое стало понятным. Очень благородно было с твоей стороны пощадить Сануки и не раскрывать перед ней правду. Но мне становится больно только от одной мысли о том, что все эти годы ты хранил свою тайну и молча сносил все насмешки в свой адрес. Люди при дворце начали считать тебя сумасшедшим.
– Но теперь мы всех заставим замолчать! – вставил император. – Я рад, что смог вырастить тебя благородным человеком. – Корэмицу похлопал сына по спине. – Но уж лучше твоей Сягэ поскорее переродиться и нарожать тебе маленьких принцев, чтобы ты, наконец, стал счастлив. Ты заслужил это.
– Благодарю вас за понимание, отец, – Мандзю поклонился императору. – Именно об этом я и мечтаю. А сейчас прошу простить меня. Я хотел бы прогуляться по саду в одиночестве.
– Конечно, – отец легонько коснулся руки сына.
– Надеюсь, матушка, вы больше не будете присылать ко мне своих красавиц? – поклонившись, спросил Мандзю.
– Больше не буду, – пряча улыбку за ладонью, тихо рассмеялась Камэ.
Мандзю встал и направился к выходу. Я невидимым хвостиком поспешила за ним.
– Мизуки… Кого-то я знал с этим именем, – раздался за спиной задумчивый голос Корэмицу. А я так надеялась, что он не вспомнит меня в своем новом воплощении.
Прекрасный сад пестрел множеством цветов, наполнявших его чудесным благоуханием. Цветов было так много, что к вечеру они усыпали землю тысячами нежных лепестков. Садовники за ночь убирали все это цветочно-лепестковое безобразие, но на следующий день сад был усыпан снова. Напротив ликорисовой поляны росли крупные белоснежные хризантемы. В сентябре они так хороши и своим густым ароматом могут поспорить с магнолией и пионами. Перед ними остановился Мандзю, задумчиво поглаживая кончиками пальцев цветочные лепестки. Я села посреди хризантем и снизу вверх смотрела на того, кого, казалось, любила уже целую вечность. Дороже этого тенина в моей жизни никогда никого не было. Мне так хотелось подойти к нему, прижаться и сказать: «Не отвергай меня, пожалуйста, дай мне шанс». Но страх, что Мандзю снова меня прогонит, был сильнее. И тут в голове промелькнула безумная мысль. А что, если на самом деле выйти к нему в своем родном облике и попросить его дать мне возможность быть с ним рядом и любить его, пока не объявится Сягэ. Эта мысль воодушевила меня, но всего лишь на краткий миг, а затем снова вернулся страх. Не отрывая глаз я смотрела на Мандзю. Он был прекрасен – как в этом воплощении, так и в прошлом. В нем гармонично сочетались красота, ум, благородство, заботливость, ангельское терпение и доброта. Сложно не влюбиться в такого мужчину. Из лисьей глотки вырвался протяжный вой и выдал меня. Мандзю вздрогнул и отскочил, а затем настороженно посмотрел в мою сторону, но не смог разглядеть меня. «Решайся, – потребовал голос в голове, – сейчас или никогда!» Значит, сейчас.