Здесь жили совсем другие люди. Они отличались от тех смертных, которых я привыкла видеть тысячу лет назад. Здесь кипела жизнь. Центральная улица обзавелась крупными торговыми лавками, постоялыми дворами и питейными домами, от которых пахло чаем и саке. Вход в каждый дом был украшен тётинами – пухлыми фонарями из красной бумаги, которая держалась на бамбуковой спирали. Внутри была емкость, куда заливали рапсовое масло, посередине вставляли фитиль из хлопка. На фонарях черной тушью выводили имя хозяина дома. Внутренняя дрожь в моем теле соединилась с внешним холодом, и, окончательно озябнув, я решила зайти в питейную, откуда исходили терпкий аромат чая и запах перебродившего кислого риса, из которого делалось саке.
Я вошла внутрь и осмотрелась. В большом зале стояло много низких столов, за которыми сидели ремесленники, местные торговцы, путники, которые, замерзнув на улице, решили согреться чаем или чем-нибудь покрепче. У смертных на столах стояли блюда с гречневой лапшой, суси, тепурой и соба. Множество запахов ударили в нос, и я сглотнула тут же набежавшую в рот голодную слюну. Повертев головой, я поискала свободный стол, но так и не нашла.
– Садись сюда, здесь есть свободный столик, – окликнул меня толстобрюхий самурай в дорожной одежде. Я повернула к нему голову, и он указал мне на столик, который был спрятан за ширмой.
Благодарно кивнув ему, я села за свободный стол и стала ждать, когда меня почтит своим вниманием трактирщик. Зоркий глаз хозяина быстро заметил меня.
– Что будете пить, уважаемая госпожа? – поклонившись, спросил трактирщик.
– Для начала принесите чай и рисовые пирожные.
– У нас есть отменные лапша и темпура, – заискивающе улыбнулся трактирщик. – Такой красавице не стоит гулять по улице в такой холод на голодный желудок.
– И их тоже несите, – брезгливо сморщив нос, я согласно махнула рукой.
Хозяин поклонился и ушел. А я попыталась разглядеть посетителей трактирчика, чтобы выбрать кого-нибудь из местных и завести с ним разговор. Возможно, даже угощу саке, чтобы разговорить его получше и выведать у него все, что известно в Наниве о заброшенном замке. Но за широкой спиной заезжего самурая ничего не было видно. Выругавшись про себя, я отпила из чаши поставленный передо мной дочкой трактирщика чай. Догадаться было не трудно – это была более молодая, женская копия хозяина заведения. К счастью, когда мне принесли дымящуюся лапшу, самурай, загораживавший своей необъятной спиной весь вид, расплатился и ушел. Теперь стало намного легче выбрать себе жертву.
– Скажите, юное создание, – обратилась я к дочери трактирщика, – я много странствую и в вашем городе впервые. Не могли бы вы рассказать мне о Наниве?
Услышав о том, что ее назвали юным созданием, щеки девушки стали ярче сока граната. Она вежливо поклонилась мне:
– Что же вы хотите узнать о нашем городе, госпожа?
– Я слышала, что раньше это была столица Японии и это был самый богатый город в стране. А сейчас я наблюдаю обветшалый, обычный городишко, утративший былую пышность.
– Что вы, госпожа?! – глаза маленькой трактирщицы округлились. – Какая столица? Ее перенесли отсюда еще в восьмом веке. Нанива давно уже простой город. Об этом помнят лишь сенсеи, монахи да ученые мужи.
– Но вы же помните про это, – не тая усмешки, сказала я.
Девушка снова залилась краской.
– Просто мой дедушка учил детей в семье одного самурая. И меня заодно обучал.
– А как вас зовут, простите за нескромность?
– Айягина, – отвесив очередной поклон, ответила дочь трактирщика. – Могу я узнать ваше имя, молодая госпожа?
– Можешь так и звать меня – госпожа.
– Хорошо, госпожа, – покорно поклонилась Айягина.
– Где же теперь столица? В какой город перенесли?
– Вы разве не знаете? – прищурившись, с подозрением спросила она.
– Я же сказала, что много путешествую. Еще в детстве родители увезли меня из страны, и только сейчас мне удалось вернуться сюда. Хотелось бы узнать о родной стране побольше, – нагло врала я.