Приняв новое решение, я отпустила обнадеженного упавшим на лицо комком снега Мандзю, а сама, вернув себе истинный облик кицунэ, помчалась к лазейке в Ёми. Перед этим, помня о том, что там могли поджидать прислужники отца, нащупала в рукаве кимоно тщательно наточенный матерью танто.
Столько раз зарекалась больше не появляться в Ёми, но зависимость от Мандзю неизменно приводила меня в мир мертвых. Каждый раз я спускалась туда с гнетущим чувством, которое цепкими паучьими лапками впивалось в мозг и рождало тревожные мысли о том, что настанет тот день, когда я уже не смогу выбраться из Ёми. Но мне везло, и я возвращалась невредимой. Сейчас я отправлялась в этот страшный мир с благой целью и была уверена, что со мной ничего плохого не может случиться. Просто доберусь до пещеры, высвобожу из заточения Сягэ, провожу ее до места, где перерождаются души, и быстренько вернусь обратно и сниму чары с Мандзю. Благие намерения и действия всегда сопровождаются успехом. Я была уверена в этом. И первое же препятствие на пути доказало, что именно этот, последний поход в Ёми дастся легко. Меня сопровождала удача.
Воздух возле крошечной лазейки, через которую я привычно пробиралась в мир мертвых, показался мне странным. Вокруг стоял непривычный запах, и это настораживало. В животе родилось тревожное чувство, которое стаей бабочек билось внутри, предупреждая: беги! Задрав лисий нос, я принюхалась к ароматам вокруг. К серному смраду, исходящему из щелей входа в Ёми, горячего песка, диких трав и цветочной пыльцы примешивались запахи костра, на котором готовили не так давно еду. Я поводила носом, пытаясь уловить ветер, который впитал в себя все запахи, сквозь которые прошел. Он принес мне нечто знакомое, отдаленно напоминавшее отчий дом. Это был тревожный звоночек. Я осмотрелась вокруг и никого не заметила. Осторожно ступая, чтобы под лапами не хрустнуло ни единой ветки, отошла в сторону от входа в Ёми. Вокруг было тихо, даже птицы не пели. Лишь чье-то ровное, едва слышное сопение донеслось до моих острых лисьих ушей.
В тридцати шагах на земле лежал большой валун – тот самый осколок камня, который когда-то отвалился от врат в Ёми. За ним, рядом с потухшим кострищем, в золе которого чернели сожженные оленьи ребрышки, мирно спал треххвостый лисенок. Я подавила свой смех. Это и есть тот самые наемник, которого нанял мой отец, чтобы притащить меня домой? Видимо, за тысячу лет старик совсем выжил из ума. Он видел меня в последний раз, когда мне было лет двести. Тогда я была обладательницей всего лишь двух хвостов. Сейчас у меня все девять, и я намного старше этого беспечного лиса. Или отец решил, что время остановилось и я осталась все той же маленькой двухвостой девчонкой, которая по щелчку его пальцев бегала выполнять все его поручения, лишь бы дождаться одобрительной улыбки родителя? С этим юнцом я могу расправиться в два счета. Нащупав в кармане невидимого кимоно танто, я замахнулась над спящим двухвостым наемником. Лезвие сверкнуло в слабых зимних лучах солнца, и в душу закралось сомнение. Застыв с танто в руке, я всматривалась в морду безмятежного лисенка. Ведь зачем-то он хочет угодить моему отцу и привести меня к нему. Глупец решил, что может справиться со мной, раз я женщина. Он просто никогда не был знаком со мной и не знал, что справиться со мной ему вряд ли под силу. Вонзив острое лезвие ему в горло, я совершу убийство – еще один грех в мою карму. А ведь я шла сюда с добрыми намерениями – сделать счастливым одного очень хорошего человека, который вот уже тысячу лет ждет, когда переродится его родная душа. Не убивать я сюда пришла, а миловать. Пощадила и этого. Пусть спит. Он все равно не узнает, что я приходила сюда. Если к моему возвращению он все еще будет здесь и помешает мне уйти – вот тогда и разберусь с ним. Довольная своим решением, я спрятала обратно танто и нырнула в ненавистный Ёми.
В мире живых все постоянно меняется. Время здесь тоже живое. Непрерывный бег времени заставляет все живое быть непостоянным. Да и не живые вещи также получают свой срок. Даже, казалось, самое могущественное в небе светило солнце, владычествующее над всем живым, не в силах совладать со временем. Этот невидимый правитель даже ему отмеряет свой срок. Благодаря времени день не длится вечно, а у ночи нет постоянной власти. И если солнце покоряется времени и смиренно уходит на покой, как только заканчивается его время, то люди и подавно не властны над временем. Они так же смиренно, отжив свой срок, уступают место другим, тем, кто моложе и кто только начал свой путь. Срок, который люди проживают на земле, краток, как цветение сакуры. Каждую весну на ветвях деревьев рождаются чудесные цветы. Они появляются лишь на краткий миг, чтобы одарить мир своей величественной благоуханной красотой и тут же исчезнуть, чтобы на следующий год переродиться вновь. Так и с людьми. Без сопротивления они возвращаются в Ёми, чтобы, как и солнце, дождаться нового срока и появиться на небосклоне жизни вновь. Все в мире смертных временно, даже смерть. В мир мертвых время не заглядывает. Здесь ничего не меняется тысячелетиями. Если у живых рождаются города, растут дома, храмы и замки, они отживают свой срок, ветшают, разрушаются и оказываются стертыми с лица земли, то здесь, в Ёми, даже если бросить крошечный камень в одном месте, он останется там на века. Запирая вход в пещеру, в которой спрятала Сягэ, огромным камнем, я точно знала, что он будет стоять там же, где я его оставила. Даже если в мире людей сдвинутся горы и устроят великое землетрясение, изменяя и разрушая все вокруг, мой камень останется на том же месте. Но не в этот раз.