– Как же я счастлив, что Аматерасу все-таки услышала мои молитвы и сжалилась надо мной, освободив тебя из Ёми, – легкий ветер донес до моих ушей воркование Мандзю.
От досады я спрятала руки в рукавах кимоно, где плотно стиснула кулаки, стараясь держать себя в руках.
Тихий смех Сягэ – и снова шепот Мандзю:
– Я никогда не устану повторять тебе это. Видеть тебя здесь – это счастье. Знаешь, каждый миг той боли и страданий стоил того, чтобы дождаться тебя.
Сягэ потянулась рукой к маске Мандзю и кончиками пальцев нежно погладила прикрывающий его лицо фарфор. Я еще крепче сжала кулаки. Левая рука угодила в карман, и я не стала ее оттуда вытаскивать – была слишком увлечена развернувшейся перед моими глазами сценой.
– Я тоже долго страдала в мире мертвых, Мандзю, но теперь ни о чем не жалею. Я так счастлива, что мы наконец-то встретились, что забыла, сколько веков ждала этого момента. А еще, переродившись, я ждала с нетерпением того дня, когда вырасту и смогу уйти из дома, чтобы найти тебя. Знаешь, как трудно маленькому ребенку с рождения знать свое предназначение, помнить свою прошлую жизнь и ждать взросления? В детстве время тянется бесконечно долго – совсем как в Ёми. А терпение у ребенка такое короткое, как хвост у маленькой птички.
– Ты легко смогла найти мой дворец?
– Твой отец сказал мне, что дворец стоит в столице Японии. И я отправилась в Киото, туда, где живет нынешний император. Но я забыла, что император Корэмицу жил очень-очень давно и с тех пор сменился не один император. И столицы менялись тоже. В Ёми время течет не как у людей – там его нет. А здесь, в мире смертных, годы летят, как лепестки сакуры от дуновения ветерка. Время людей подобно быстротечной реке. Тогда я обратилась к одному монаху, который изучал историю древних времен и сказал мне, что в пятом веке, когда жил император Корэмицу, столицей была Нара. И я отправилась сюда. Местные жители рассказали мне о древнем чудовище, живущем во дворце посреди леса. В его саду каждую осень зацветает не красная, а диковинная синяя хиганбана. Услышав об этом, сразу же поняла, что нашла тебя. Было ощущение, будто я вернулась домой после очень долгого путешествия. Слишком долгого.
– Хорошо, что все позади, – рассмеялся Мандзю и заправил выбившуюся прядь за ухо Сягэ. – Главное, что теперь мы вместе и больше никто и ничто не разлучит нас.
– И совсем скоро мы станем полноценной семьей, – Сягэ игриво погладила свой круглый живот.
Мандзю наклонился и провел ладонью по ее животу, Сягэ в ответ погладила его голову. Будущий отец опустился на колени перед супругой и приложил ухо к ее животу. Он что-то нашептывал будущему малышу, непрерывно осыпая материнскую утробу поцелуями. Сягэ наблюдала за этими нежностями сверху и расплывалась в счастливой улыбке. Смотреть на их счастье стало невыносимо. Воображение предательски нарисовало меня на месте Сягэ. Я захотела стать ею, чтобы Мандзю вот так мог радоваться тому, что я просто есть в его жизни. Неужели я не заслуживаю такой любви, чем я хуже нее? От злости пальцы неосознанно перебирали все, что могли нащупать в кармане рукава. Хорошо, что мой танто остался в Ёми, иначе я швырнула бы его в стоящее перед ними дерево, чтобы, испугавшись, эти двое наконец отлипли друг от друга и я смогла сделать то, зачем пришла. Хотелось поскорее отменить свое проклятие и убежать из этого сада, наполненного чужим счастьем.
– Ты у меня такая мудрая. – Мандзю, наконец, поднялся с колен и обхватил Сягэ за раздавшуюся талию. – Ловко ты придумала, как одурачить заклятие Мизуки. Если бы не твоя смекалка, у нас никогда бы не появились дети и мы ходили бы, боясь прикоснуться друг к другу.
– Твой отец, покойный император Корэмицу, – Сягэ обвила его шею руками, а я, услышав свое имя, навострила уши, – много раз пересказывал мне ее слова, которые он услышал, когда Мизуки сделала тебя таким.
Руки Сягэ блуждали по маске, обводя подушечками пальцев выпуклые губы, гладкий лоб, прямой нос и белоснежные щеки.
– «Лишь только ее губы соприкоснутся с твоими, не прикрытыми фарфором устами, маска разлетится на тысячи осколков и ты превратишься в белоснежное облако», – сказала Мизуки. Лисица говорила про губы без маски, но ничего не сказала о других частях тела и о том, что нельзя целовать в губы, которые изображены на маске. Все детство я провела, размышляя над ее проклятьем. Я искала способы полноценно быть с тобой, не подвергая при этом твою жизнь опасности. Одной бессонной летней ночью, будучи уже девушкой, нашла способ. Лучше всю жизнь целовать фарфоровые губы маски, чем поцеловать твои настоящие и лишить тебя жизни. – Сягэ хитро хихикнула, встала на носочки и потянулась губами к маске Мандзю. Тот наклонился ей навстречу, подставляя маску для поцелуя.