Пальцы Сягэ с силой впились в мои щеки, и я почувствовала, как их обожгли теплые струйки крови. Я с силой оттолкнула ее от себя.
– Ты никогда не выберешься из этой пещеры. Я сделаю Мандзю бессмертным, и ты скорее сгниешь здесь, чем вновь увидишь его!
Я извлекла из ладони энергетический поток и направила его в сторону крошечной трещины, из которой Сягэ собирала сгустки сонного облака, и намертво спаяла стенки.
– Больше никаких хождений в чужих снах!
С криком Сягэ бросилась к разгладившейся трещине и, обезумев, принялась ковырять пальцами гладкую стену.
– А вот тебе двойная порция заклятья, чтобы даже сама Аматерасу не смогла найти тебя здесь. – Я развела руки в стороны, и из них полился поток энергии. Она заполнила все пространство пещеры, образуя непроницаемый купол. – Хотя вряд ли она пожелает помочь той, которая нарушила небесный закон и загубила любимый цветок.
Сягэ оставила стену, подбежала к излучающему легкое голубое свечение энергетическому куполу и принялась бить по нему кулаками. Тот лишь шипел и не разрушался.
– Теперь посмотрим, чьим мужем станет Мандзю. – Я выдавила из себя смех и стала невидимой.
Оставив за спиной рыдающую от безысходности Сягэ, я выбралась из пещеры. Сил во мне почти не осталось. Нужно было срочно выбраться из царства мертвых, чтобы восстановиться. Повстречайся я сейчас с фурией, оставшихся сил не хватило бы даже на то, чтобы скрыться. Приняв родной лисий облик, я с осторожностью побежала в сторону выхода из этого скорбного места. В ушах стоял плач Сягэ. Временами он смешивался с воплями фурий и стенаниями неупокоенных душ. Казалось, что все они разом преследуют меня. Обернись я, и увижу, как жуткие чудовища гонятся за мной, чтобы сожрать. Весь путь к выходу из Ёми приходилось оборачиваться, чтобы убедиться, что за мной никто не гонится. От страха и пережитой борьбы с Сягэ сердце громко стучало и норовило выпрыгнуть наружу. В очередной раз я поклялась себе больше не спускаться сюда.
Полный лик луны освещал капельки росы на синих лепестках хиганбаны. Легкий ветер ласкал нежные лилии, и те мирно качались на зыбкой воде пруда. Громкие цикады распевали свои свадебные песни, готовясь завершить свой жизненный цикл перед наступлением осенних холодов. Я провела пальцами по тонким лепесткам ликориса, которые тянулись ко мне своими паучьими лапками, и посмотрела на сёдзи императорского дворца. Безмолвные, они зияли круглыми черными дырами. Дворец спал. Я подняла голову и посмотрела на луну. Моя любимая спутница, в чью честь назвали меня, стояла высоко в восточной части неба. Значит, ночь достигла своей середины и до утра еще далеко. Мое несчастное сердце сжималось при виде знакомых стен и изнывало от тоски. Здесь, в императорском саду, я провела немало счастливых часов рядом с подрастающим Мандзю. Он отверг меня, но душа и сердце по-прежнему тянулись к нему, и я ничего не могла с собой поделать. Воспоминания о радостных днях волной хлынули на меня. Не в силах устоять на месте, я побрела по темному саду, не разбирая дороги. Я ничего не видела: перед мысленным взором стоял юный Мандзю, который еще несколько дней назад не отрываясь смотрел влюбленными глазами на меня. Ноги сами привели к нашей беседке посреди ликорисового поля. Вокруг было тихо. Лишь легкий ночной ветер – предвестник начинающейся осени – колыхал белоснежные шелковые занавески внутри беседки. Я решила, что лягу спать на татами внутри. Поход в Ёми и борьба с морскими волнами так вымотали меня, что не чувствовала своего тела, а маленькие лисьи лапки ощущались как четыре мешка, набитых рисовой соломой[53]. Оставаясь невидимой, можно будет поспать подольше, и никто из обитателей дворца не заметит моего присутствия, включая самого Мандзю и его всюду сующего свой противный нос наставника Хитати.
Мягкая поверхность деревянной ступеньки, ведущей в беседку, встретила меня еще не остывшим дневным теплом. Все еще по-летнему жаркое солнце хорошо прогрело ее. Я занесла лапу над второй ступенькой, но звериное чутье остановило меня. Внутри шевельнулась тень. Я замерла в ожидании, всматриваясь во тьму. До ушей донесся легкий печальный вздох, и тут же зашуршал татами. Всмотревшись во мглу, я вздрогнула и отступила назад. Тень выросла и двинулась на меня. Я попятилась назад, стараясь не шуршать лапами, ступая на мелкие камушки на дорожке. Тень показалась на пороге, и луна ярко осветила бледное лицо Мандзю. О моя повелительница Инари! Я не сразу узнала его. Он так изменился со дня нашей несостоявшейся свадьбы. Оставалось только догадываться, сколько времени прошло в мире смертных, пока я находилась в гостях у мертвых. У Мандзю появились тоненькие усики и бородка. Лицо стало выглядеть мужественнее, мягкие, почти женственные черты исчезли. Но от этого он стал еще красивее. Под глазами легли тени, придавая принцу образ романтичного влюбленного поэта. Он посмотрел в небо и печально вздохнул. Я не отрываясь наблюдала за ним. В его блестящих от недавно высохших слез глазах читалась вселенская грусть. Будто он не принц, а далекий уставший странник, который проделал трудный путь и познал все невзгоды мира. Мне захотелось подойти к нему, тихонько обнять, положить голову на плечо и сказать: «Теперь ты дома, больше не нужно никуда идти. Я заберу себе всю твою печаль…» Я уже решилась подойти и невидимым ветром прикоснуться к Мандзю хотя бы кончиками пальцев. Мои прикосновения были бы похожи на крылья бабочки, он даже не почувствовал бы…