В порту постепенно становилось безлюдно, но жизнь в нем все же не замирала даже ночью. Ее не мог остановить ни комендантский час, ни рыскающее в ночи чудовище. Конечно местных попадалось ему на пути все меньше и меньше, Мюрис сказал ведьмаку, что на улице давно царствует час совы, то есть уже наступила полная ночь, как и рассчитывал ведьмак. Все таки навыки, вбитые в башку не искоренить, и Сарет инстинктивно определил время.
Рабочие давно укрылись там, где людно и безопасно. Вахтенные на складах и в мастерских, свободные от смен либо в трактирах или борделях, либо по домам.
Если бы птицы могли летать в такую погоду или хотя бы имели желание выглянуть из щелей из-под крыш, в которых они укрывались от ливня, то увидели б одинокую фигуру. Она не жалась к складам или другим зданиям, скрываясь от посторонних глаз, а медленно брела прямо посреди дороги, пробираясь сквозь течение мусорного и грязевого потока. Рукоять меча со скалящейся мордой кота, выглядывающая из-под промокшего насквозь плаща над правым плечом, мерно покачивалась в такт его спокойных шагов. Два бутылька с неиспользованными эликсирами и заветный мешочек с порошком и железными шариками ждали своего часа. Добрый кинжал, как всегда прятался в ножнах сзади на пояснице.
Незажжённые фонари, в отличии от тех матросов, не вызывали у него какого-либо беспокойства. Желто-зеленые глаза с расширенными зрачками высматривали любую мелочь. Например, ту серую мышь, грызущую кочерыжку от капусты и рыжего кота, притаившегося на штабели гнилых досок в пяти шагах от грызуна, чтобы совершить один единственный удачный прыжок на свой ужин. Чуткий слух разбирал в зернохранилище, мимо которого он проходил, ругань рабочих, даже голос Пилиба расслышал, скрип горделей и веревок, которыми поднимали грузы и грохот молотков. На мгновение возникла злая мысль навестить своего нового друга, но тут же исчезла.
Ведьмак шел по окраине прибрежной полосы, но не спускался на дощетчатый причал.
За спиной послышался шум возни и отчаянный мышиный писк, резко оборвавшийся, Сарет порадовался за кота. По крайней мере одному коту сегодня повезло на охоте.
Корабли, надежно пришвартованные неспокойно покачивались на волнах, команд не было видно, трапы подняты. Паруса спущены, спрятаны мешковиной от дождя и ветра, флаги опустили еще вечером. Все укрылись от дождя в жилых палубах. Вдалеке горел огонь маяка, одинокого помощника морским путешественникам, даже в такую ночь он не спал, а бдел. В акватории залива, не далеко от причалов, стояли заякоренные судна, которые не успели до ночи войти в порт. По водам от греха подальше не сновали лодки портового контроля. Городовых он не видел и на берегу. Люди Бойда ждали рассвета в другой части Амбрехта, готовые по первой команде рвануть в порт.
Внезапно, Сарет поймал себя на мысли, что интуитивно ищет «Морского льва». Капитан Хагторп сказал, что пробудет в Амбрехте четыре дня, прошло два, значит шхуна должна быть в порту. Действительно, пройдя чуть подальше, он увидел корабль на причале. Сарет остановился напротив него, силясь рассмотреть кого-нибудь на палубе. Скрипели снасти, волны бились об корпус, ливень пытался пробиться в каюты к команде.
На палубе появился матрос с фонарем, напоминающем пивную кружку, в руках, укрывавшийся широким плащом. Должно быть вахтенный вышел, чтобы проверить, как закреплены веревки к палам. В такую непогоду, если халатно отнестись к безопасности, можно на утро оказаться где-нибудь в центре залива, и очень повезет, если не столкнется с каким-нибудь другим кораблем. Матрос прошел вдоль фальшборта, прикрываясь плащом и освещая себе путь фонарем, когда заметил замершую на берегу одинокую фигуру. Он приподнял фонарь повыше, чтобы рассмотреть незнакомца, похожего на призрака, но сильный порыв ветра всколыхнул плащ, сорвав капюшон с головы, и в лицо матроса ударили холодные капли дождя. Тот смачно выругался, чуть не выронив фонарь, вновь одел капюшон, но когда взглянул на причал, то ведьмака на нем уже не было. Матрос испуганно осенил себя знаком Вечного Огня, прочитал молитву и принялся дальше проверять швартовку. В этот раз он старался сделать все побыстрее, чтобы как можно скорее оказаться поближе к очагу и своим товарищам.
За свою жизнь Сарет не один раз бывал в портах родного Континента, к тому же карта, что дал ему Бойд оказалась подробной, поэтому он не переживал, что может заблудиться. Все они были похожи друг на друга. Он припомнил, как охотился на лемуров в порту Боклера, которые завелись из-за слишком науколюбивого алхимика. Тот перевозил трупы кораблем себе в лабораторию, чтобы проводить опыты. То ли те оказались погребены не подобающим образом и звезды легли не правильно, то ли еще проклятие какое свершилось, но однажды обнаружили тело со следами ладоней с длинными пальцами на горле. Стража обвинила какого-то мертвецки пьяного нильфгаардского матроса, которого нашли спящим неподалеку от трупа, но свидетили рассказывали об ужасной нескладной тощей фигуре с красными глазами, которая появлялась из ниоткуда и исчезала в никуда. Затем появилась новая жертва, а фигур стало две. Вскоре их количество увеличелось до пятнадцати, пока командир гвардии княжества Туссент, которому тамошняя правительница поручила расследовать это дело, сообразил, что следует нанять ведьмака. Сарету повезло тогда с Контрактом, потому, что в то время в городе гостил еще один ведьмак, но последний внезапно уехал и у командира гвардейцев не было другого выхода, как нанять Кота. Сарет сразу догадался в чем дело, уже не раз упокаивал лемуров, даже не пришлось долго блуждать, как сейчас по порту, а ведь дело шло зимой. Все убийства были совершены возле причала, и ведьмак предположил, что первоначальный злобный дух зародился на одном из кораблей. Он наткнулся на их когорту и, стуча молотком в медный щит, погнал духов прочь, при этом спас какого-то забулдыгу. Те привели его к кораблю, нанятому алхимиком, там Сарет обнаружел “подопытных” ученого, семь трупов, и не, разбираясь, набил всем рты черными бобами и сжег судно до тла. Сарета конечно поблагодарили, заплатили аж семьсот флоренов и очень убедительно попросили, как можно быстрее убраться из Боклера.
Углубляясь в вонючие закоулки порта, в какой-то момент он понял, что преодолел невидимую черту, отделяющую жилую часть от доков. Здесь уже не встречались праздно шатавшиеся амбрехтцы, пытающиеся скрыться в тенях домов подозрительные личности с блестящими стилетами и размалёванные девицы с грязными и воняющими мокрой псиной волосами, зазывающие расслабиться после трудного дня. Были только бедняки с гнилыми зубами и перекошенными в дерганных гримасах рожами, которым некуда было податься. Одни пытались укрыться больше от ночи, чем от дождя в самодельных жилищах, построенных из лодок с проеденными короедами днищами, или в сколоченных из останков ящиков и прочего мусора конурах. Сарет словно вернулся в порт Цинтры его родины, когда вспыхнула кровавая лихорадка Красной Смерти. Только вместо бедняков в темных углах лежали трупы…Кучи трупов…Цинтра очень долго не могла потом оправиться от этой болезни, унесшей жизни почти всего города.
Портовая чернь провожала его горящими глазами с такими красными белками, что радужка и зрачки терялись в них, должны быть об этом говорила Рита, когда упоминала наркотик «Кровь Синекудрого Бэйнора». Ни один из них не рискнул вылезти из нор, чтобы перейти дорогу ведьмаку. Будь другое время, не нынешнее, стычек бы не миновать, но сейчас даже дождь не мог смыть смрад страха, витавший в доках. Им был наполнен каждый уголок этой части порта. Каждый склад или кладовая, краны с лебедками для разгрузки товаров, обычные деревянные столбики, разбитые бочки, глиняные черепки, хрустящие под крепкой подошвой его сапог, и даже корабли на наклонных стапелях, закреплённые канатами к мертвым якорям.