— Талли. — Моё имя похоже на молитву, зажатую между просьбой и обещанием. Подняв глаза на него, я опускаю рот ниже, вбирая его так глубоко, как только могу, и его глаза расширяются. Хмыкнув, я не выпускаю его изо рта, пока Катон не откидывает голову.
Я отстраняюсь и снова заглатываю член, имитируя, как он трахает мой рот, и его бедра помогают мне, мягко толкаясь. Скользя рукой от его задницы к яйцам, я нежно глажу их, посасывая и облизывая его, поклоняясь Катону так, как он того заслуживает.
— О, Талли, пожалуйста, тебе нужно остановиться.
Я отказываюсь. Я знаю, что он близок, и он дико хочет кончить, его бедра подрагивают, когда Катон все глубже погружается в мой рот. Я держусь, пока он овладевает мной, отчаянно трахая мой рот, но потом Катон пытается отстраниться, и я хватаю его, крепко посасывая. Его член набухает у меня во рту, и с ревом он взрывается.
Его обжигающая сперма заполняет мой рот. Я рефлекторно сглатываю, а затем отстраняюсь и позволяю сперме стечь по губам и подбородку, пока он наблюдает за мной, его глаза расширены от удовольствия и удивления.
Облизывая губы, я наклоняюсь и целую его член, прежде чем меня поднимают на ноги. Его губы прижимаются к моим, пробуя на вкус его собственную сперму, прежде чем он отстраняется и прижимается своим лбом к моему, неистово дыша.
— Талли, мой идеальный человек, как мне вообще могло так повезти?
Это мне повезло.
ГЛАВА 28
ТАЛИЯ
После долгого рабочего дня я спускаюсь вниз и вижу, как Катон занимается своими патрулями и отчетами. Люди не отходят от стены, и они с Акуджи пересылают друг другу послания. Я отправила несколько Арии, но знаю, что она занята помощью на стене, поэтому не волнуюсь об ответе. Если бы с ней что-то случилось, Акуджи уже сказал бы мне об этом. К тому же, никто не сможет тронуть ее, если он будет рядом с ней.
— Мисс Талли? — зовет один из детей, когда захожу в гостиную.
— Да, Фер? — бормочу, приседая перед ним.
Он топает ногами, украдкой поглядывая на меня.
— Мама сказала, что ты очень занята и не стоит тебя беспокоить… но не могла бы ты почитать нам? Хотя бы часок? — умоляет он, глядя на меня своими большими черными глазами. — Пожалуйста?
Как, черт возьми, я могу отказать?
— Конечно, — отвечаю я и беру его за руку, позволяя Феру повести меня к остальным. Не знаю, когда я стал Крысоловом, читающим истории монстрам, но вот мы здесь. Я усаживаюсь поудобнее и наблюдаю за ними. — Какую сегодня?
— А ты можешь рассказать нам одну? — спрашивает другой ребенок, Трес.
— Я? — Я моргаю. — Эмм, я не знаю ни одной.
— Может расскажите про стену? — добавляет другой ребенок. — Как там, откуда ты родом?
Я не знаю, должна ли я говорить об этом, но это может уменьшить путаницу между нашими расами, поэтому я успокаиваюсь.
— Ну, это очень похоже на город, в котором ты живешь, только у нас деление идет не по племенам, а по социальному рангу — насколько ты влиятелен, — объясняю я. — На самом границе стены находится место, которое мы называем трущобами. Там живут те, кто не обладает большой властью. Это не очень хорошее место, и им приходится много бороться. — Я отказываюсь умалять правду. — Они голодают, их обижают, и о них часто забывают.
— Почему ваши люди не помогают им? — спрашивает один ребенок.
— Потому что люди — эгоистичные существа, — отвечаю я. Некоторые из нас пытаются, но нас мало. — За трущобами расположены дома, магазины и рабочие места. А еще у нас есть продукты питания, поля и водоочистные сооружения. Все это работает как шестеренки в машине…
— Я не понимаю.
Я оглядываюсь вокруг, нахожу игрушку и беру ее в руки.
— Видите, как эти детали помещаются только в определенные отверстия? — Когда они кивают, я продолжаю. — Вот так и там, где я живу. У всех нас есть свои места, где мы умещаемся.
— А где умещаешься ты? — спрашивает Фер.
— В лаборатории, такой же, как у Катона. Я была… Ну, я помогала людям придумывать вакцины, чтобы обезопасить таких детей, как ты, и заменители пищи для тех, кто не мог ее получить.
— Ты всегда хотела этим заниматься? — спрашивает другой.
— И да, и нет. Я всегда хотел быть ученым, чтобы помогать людям. — Я пожимаю плечами.
— А как же твои родители? — спрашивает другой, заставляя меня усмехнуться.
— Их больше нет с нами. Они умерли, когда я была совсем маленькой, — признаюсь я. — Они были невероятными людьми, тебе бы они понравились. Мой отец каждый вечер рассказывал лучшие истории, и неважно, насколько он устал, он разыгрывал их для меня. — Я усмехаюсь. — А моя мама? Она пекла лучшие блинчики на свете.