— А что, если исследования — не единственное…
— Должны быть, иначе они бы не нуждались в них так отчаянно. — Катон подмигивает. Я хмыкаю и через пять минут обрушиваю на него еще несколько вопросов. Он логично их отметает, и меня успокаивает. Теперь я снова чувствую себя уверенно, а также спокойно и уверенно.
Как он и знал.
Несмотря на то, что я не могу позволить себе любить Катона, он не дает мне причин не любить его. Он всегда рядом, обнимает меня, когда я слабею, заставляет меня смеяться и ценит мой интеллект. Он бросает мне вызов и подталкивает, при этом держит меня за руку.
Катона слишком легко полюбить.
Я знаю, когда Катон встретит свою пару, между нами все закончится, это уничтожит меня, потому что, как бы я ни старалась защитить свое сердце и душу, они уже принадлежат ему. Он украл их каждым нежным прикосновением, каждым дразнящим поцелуем и невинным взглядом. Он сделал меня своей, и даже не подозревает об этом.
— Что? Больше нет? — Он нахально ухмыляется, хвостом скользит по моей ноге, как будто он не может не прикоснуться ко мне, и я прижимаюсь к его боку. Ухмылка Катона медленно исчезает, когда он смотрит на меня и сглатывает.
— Талли, — шепчет Катон, протягивая руку к моему лицу и приподнимая его, пока ищет мои глаза. — Я…
Он замирает, и я моргаю, готовая броситься к нему. Я хочу рассказать ему о своих чувствах, чтобы он смог полюбить меня в ответ.
— Кат…
— Беги! — рычит он и начинает поворачиваться, и я слышу, как что-то летит по воздуху. Я кричу, когда Картон дергается и падает. Ужас охватывает меня, когда тянусь к нему, а из раны на его боку хлещет кровь. Я поворачиваю голову: в лабораторию вваливаются люди, одетые во все черное, их оружие направлено на нас. Позади них — открытый люк в полу, о котором я даже не подозревала.
— Не двигаться! — кричат они, но Катон рычит.
Его глаза полностью покраснели, когда Катон поднялся на ноги и шагнул ко мне, широко раскинув руки и выставив когти.
— Убейте его и заберите девчонку! — Это заставляет Катона взреветь еще громче, и он прыгает на них.
Оглядевшись в поисках оружия, я хватаю микроскоп и втыкаю его в ближайшего охранника, когда он тянется ко мне. Однако рук оказывается больше, и я замираю, когда раздаются еще три выстрела. Я в ужасе поворачиваю голову, и крик застревает у меня в горле, когда Катон отшатывается назад. Другой охранник делает шаг вперед и стреляет ему прямо в грудь, и Катон падает на колени. Он закрывает грудь руками, прежде чем падает на спину. Я обмякаю, глядя на Катона и дыру в его груди.
— Нет! — Крик вырывается из меня так громко, что мужчина, держащий меня, отпускает. — Катон! — но он не двигается.
Тела убитых им людей разбросаны вокруг, но они надвигаются на меня. Я не оставлю Катона здесь, не позволю ему умереть. Я брыкаюсь и отбиваюсь, чтобы добраться до Катона, едва замечая нападающих на меня мужчин. Однако они не хотят причинять мне боль, что является преимуществом. Я проскальзываю под чьей-то рукой, хватаю пистолет и направляю его ему в голову, затем падаю рядом с Катоном и прижимаю руки к ране в его груди. Его кровь покрывает мои ладони.
— Не смей, блядь, умирать, — рычу я. — Ты обещал, что всегда будешь рядом.
Катон не двигается, а потом меня снова хватают.
— Иди на хрен, отпусти меня! — Я кричу и брыкаюсь.
— Кто-нибудь, заткните ее, — рявкает охранник, а затем меня бьют чем-то твердым по затылку, я падаю вперед, и чернота вцепляется в меня когтями. Я пытаюсь бороться с ней, оставаться в сознании, потому что если я этого не сделаю, все кончено… Но это так тяжело.
Последнее, что слышу, перед тем как погрузиться в темноту, — это их голоса.
— Забирай исследования и оставь монстра, он мертв.
Я хнычу, и смотрю на Катона, когда кто-то перекидывает меня через плечо.
ГЛАВА 35
КАТОН
Я просыпаюсь со стоном. Боль от раны разрывают пополам не только мое тело, но и душу и сердце.
— Талия! — Я знаю, что кричу.
Я ничего не вижу, не могу дышать, и когда чувствую руки, я атакую. Погружаюсь в туман, мне нужно остаться в живых, чтобы спасти ее. Я обещал.
Я сопротивляюсь, даже когда меня швыряют на что-то твердое и ремнями затягивают тело. Извиваюсь и реву, кусаюсь и режу, в то время как с моих губ срывается только одно слово в отчаянном, мучительном вое.
Ее имя.
В дымке больше ничего не существует, только она. Ее крики, ее руки на мне и слова, как она умоляет меня остаться. Я борюсь, пока что-то еще не пронзает туман, помимо агонии моего разбитого сердца и израненного тела.