— Не ходил я на найлскую сторону, — безнадежно пробубнил здоровяк в рваной куртке, со связанными за спиной руками. — Ну вот не ходил и не ходил, ваша милость… чего забыл я там… и Кукша не ходил, потому как делать там нечего…
— И Симен, сын Карпа, по прозванию Кукша, — продолжил рыцарь, — обвиняются совместно в преступных с найлами связях, незаконной торговле…
Похоже, нарвался на лордский суд. Сам лорд не поехал, мелкие сошки, послал кого-то из капитанов.
«Это дела разбойничьи», вспомнил Кай.
Может они знают что про Шиммеля. Вот только… после того, как из-под ног вышибут полено, ничего уже не скажешь, как бы далеко ни вывешивался язык.
— … в проведении ритуалов языческих, господу нашему противных, — список обвинений оказался изрядным. — В пролитии крови звериной и человеческой, в угоду злокозненному демону Шимилю, в поклонении оному, а тако же разбою, с оным Шимилем совместно чинимому, что есть преступление претяжкое, кое шибеницей карается.
Заноза, виновато бубнивший что-то насчет найлов, замер. Похоже, такого он не ожидал.
— Поклеп это! — наконец дернулся он. — Не было такого!
— Ага, поклеп! — вскинулся один из стариков, столпившихся у стола. — А кто сивую кобылу-трехлетку прошлой весной с собственного двора свел неведомо куда! Все знают, что их резать надобно в жеребячьем возрасте, а ты ее кормил, а потом и увел! Шиммелю лошадь готовил!
— Да продал я ее, — оправдывался Заноза. Светловолосый и всклокоченный Кукша, видно младший брат, молча стоял рядом, белый, как известь, изредка оглядывал толпу, словно в поисках подмоги. — Тебе бы только чужую кобылу зарезать, Куча!
— Так батя твой против был, все помнят! Он тебя еще по селу с батогом искал, а ты кобылу увел, увел вопреки воле отцовской. А весной разбойники опять лютовали!
— Дак я то при чем?
— А при том, что кобыла твоя была!
Седенький и согбенный Куча постучал палкой по половицам.
— Всегдааа, всегда такой супостат найдется, который Шиммелю лошадь даст! Малые Козлищи весной пожгли? Пожгли! С амбарами и коровником вместе.
— И девок всех тамошних перетрахали! — встрял из толпы молодой голос.
— Да, хорошие девки были, между прочим!
Рыцарь поморщился и поднялся. В толпе поутихли.
Кай вслушивался и вглядывался до рези в глазах. Странно, никто не отодвинул его от входа. Он так и маячил в дверном проеме — один.
— Согласно воле лорда Кавена, приговариваются вышеозначенные Дуко и Симен к повешению за шею, до самой смерти.
Заноза опустил голову. Брат его задергался, стараясь сбросить веревки.
— Не боится твой лорд в шиммелевых землях распоряжаться словом-то своим? — выкрикнул он срывающимся мальчишечьим голосом. — Может, это я кобылу продал, кому надо, а брат ни при чем! И теперича на моей кобыле сам по лесам ездит!
Толпа испуганно загудела. Факелы на стенах дернулись, как от сквозняка.
Кай прижал рукой место, где полагалось быть сердцу. Оно что-то не торопилось стучать.
Эти двое что-то знают. Они должны выжить и рассказать ему.
Чувствуя, как знакомо плывет сознание, он шагнул вперед. Пространство расширилось, голоса слышались, будто в тумане, далеко, но резко.
В толпе испуганно ахнули. Рыцарь насторожился, положил руку на меч.
— Что, забоялся! — торжествующе заключил Кукша и истерически захохотал. — Шиммелева милость всем известна — холодное железо! Повесишь нас, как бы он под ваши ворота не пришел, с удальцами лесными!
Рыцарь не слушал, он оглядывал толпу, в которой началось шевеление и послышались выкрики. Взгляд его несколько раз скользнул по Каю, не задерживаясь. Мужики начали пробираться к выходу, хватаясь за бороды и щеки.
Кай отлично понимал что происходит. Это страшно, когда гаснет огонь, дыхание начинает превращаться в пар, леденеют губы, в жарко натопленной комнате хватает за пальцы мороз…
Когда кровь стынет в жилах.
Под ребрами стукнуло, раз, другой.
Бегите, подумал он. Бегите, поднимайте панику, вышибите косяк.
Теряйте разум от ужаса.
Чем сильнее вы боитесь, тем проще мне.
Он чувствовал, как волны людского ужаса сладко толкают его в грудь, заставляя откликнуться и забиться сердце. Люди, ломившиеся на улицу, обтекали его, как вода обтекает камень — словно не замечая.
Вы еще будете проливать кровь ради меня.
Он сделал еще шаг. Погас последний факел. Щелкнул пузырь в окне, прорвался клочьями.
Народ кинулся к выходу, толкаясь и пробиваясь вперед.
Кукша, выпучив глаза и оскалив зубы, выкрикивал что-то о демонах, мести и колдовстве. Но кавенова посланца было просто так не испугать.
— А ну прекрати свое колдовство, парень! — рявкнул он, мгновенно осипнув от холода. Похоже, он подумал, что непотребство творится из-за Кукши.
У Кая мягко стучало в висках, будто от вина. Губы горели.
Связанный парень голосил, Заноза озирался, соображая. Страха в его глазах не было.
Шаг, еще один, словно против течения.
Меч рыцаря мелькнул в полумраке. Кукша захлебнулся криком и рухнул лицом вниз.
— Вытаскивайте второго, — махнул капитан своим спутникам. — Повесим его к черту, и дело с концом. Потом лорд священника пришлет. Ррразвели тут нечисть полуночную…
Кая словно в прорубь швырнули. Кожу обожгло. Мир качнулся и поплыл, накреняясь колесом.
Текущая по истоптанным половицам кровь впитывается в щели, мешается с серой пылью…
Кто-то страшный, с темными провалами глаз и пергаментной кожей заворочался на дне разума, поднял голову…
Свело губы, перехватило дыхание.
Я умираю.
Кувшин на столе взорвался, как стручок спрыг-травы. Осколки брызнули в стороны, рыцарь выронил меч и схватился за лицо. Из-под пальцев потекли темные струйки.
Кай наконец смог вздохнуть.
Остатки толпы вынесло прочь из дома. Заноза кинулся за остальными, не обращая внимания на связанные руки. Ноги у него оставались свободны.
Резануть по пеньковым путам ножом — дело недолгое. Когда Кай сцапал беглеца за рукав и потащил к кавеновым лошадям, никто не осмелился им помешать.
Рыцарская лошадь, на которую в спешке запрыгнул Кай, оказалась серая, как пепел. Такую масть называют седой или сивой.
16
— Нету, нету простыней, сэн Соледаго! — кастелян, отвечавший за обоз, испуганно развел руками. — Эта женщина! Она просто сумасшедшая!
— Что за женщина? — голос Мэлвира сделался опасно тихим. День выдался не из легких. — Мастер Нито, я не понимаю, почему я не могу поспать в чистой постели? Вы думаете, что в военном походе можно на это наплевать? Война — дело рыцарей и солдат, а ваше — поддерживать в чистоте и порядке вверенные вам вещи.
Кастелян потупился и молчал, боясь перечить разгневанному рыцарю.
— Посылая слугу, я рассчитывал получить извинения и простыни, именно в таком порядке, а вместо этого, мастер Нито, я вижу вас лично и выслушиваю чушь про сумасшедших женщин. Где. Мои. Простыни.
— Так пришла эта лекарка и забрала, — пробормотал мастер Нито. — Сказала, что все чистое полотно требуется в лазарет. И простыни ваши прихватила. А меня в ухо стукнула и нечестивыми словами обругала…
Ухо несчастного и впрямь багровело, как свекла.
— Ах, вот как…
Мэлвир нахмурился.
— Можете идти, мастер Нито. Я сам разберусь.
Кастелян ушел, оглядываясь и причитая себе под нос.
Мэлвир молчал, бездумно раскручивая кусок фитиля для светильника. Раздергал пеньку, завязал узел, другой… Потом опомнился, отложил, потер туго забинтованное запястье.
Делать нечего. Может оставленный в живых разбойник и наболтал напраслины, но расспросить надо. Не звать же ее сюда…
Походный лазарет устроили в доме для собраний, выперев оттуда деревенских старейшин. Королевская армия влилась в Белые Котлы, как вода в мелкий сосуд, расплескавшись и заполнив его до краев.
Почти во всех домах расположились рыцари с оруженосцами и прислугой, потеснили напуганных крестьян. Некоторые, и Соледаго в том числе, предпочли холодные шатры вшивым избам.