Выбрать главу

   А с утра и вовсе не хотелось. Пускай найлы жрут, наголодались в болотах, как волки. Вон как обтянуло скулы. И остывшее мясо им нипочем.

   Чинно расселись, вылавливают, что приглянулось. Жирный сок стекает по пальцам, запястьям.

   Бабкина дочка или внучка, черт ее разберет, которая с рассолом приходила, выглядывала из-за угла халупы. Волосы светлые, как пакля, сверху рогожный капюшон. И чего это недовольна? Платье не помято, не порвано, синяков не видать.

   Заноза козу зарезал, а шкуру и голову бросил вместе с кишками. Может девка из-за этого дуется? Лучше бы суп вчера сварила, дура, лентяйка.

   Кай улыбнулся и подмигнул, причмокнув. Девицу как ветром сдуло. Найлы поглядывали непонятно, ели. Заноза бубнил в халупе, бабка костерила его басом.

   "За каким чертом сам поехал за харчами", - тоскливо подумал Кай. Правда, в полной сквозняков крепости сейчас было еще паскуднее.

   "Тот же Клычара противный, белобрысый зануда, отлично бы справился. Съездил, развеялся, нечего сказать."

   Он сердито нахохлился и уставился на главаря пришлых, самого плечистого, высокого, лучше всех одетого и даже при мече. Сразу видно, не беглый каторжник с рудника, а воин, даже рыцарь, наверное. Вороненая кольчуга лежала поверх длинной котты, не отблескивая.

   Найл выдержал взгляд, не думая отводить глаза или выделывать охранные знаки. Наверное, не боялся, что попортят колдовством. Вон какой дуб здоровенный! Сам кого хочешь попортит...

   - Звать меня Лайго Горностай, - спокойно сказал он по-альдски. - А это все мои люди и спасибо тебе за угощение.

   Его люди, мосластые и худущие, с обведенными темным глазами, кусали вареное мясо, выколупывали мозг из расколотых костей.

   - А ты, как я вижу, тот самый болотный лорд, который собирает удальцов под свои знамена и хочет занять Тесору?

   Кай мысленно присвистнул.

   - Это что, в Найфрагире так говорят?

  

   * * *

  

   - Прими, прими! Аааа, ссука! Тиран! Убью заразу!

   Опять Марк с утра пораньше со своим конем воюет. До чего злая у него скотина, хоть и красавец редкостный...

   Осенние утра такие долгие, обморочно сонливые... но Мэлвир все равно заставил себя сначала облиться водой из кожаного ведра у коновязи, а потом уж вернулся в шатер, спокойно позавтракал.

   Он натягивал свежую полотняную рубашку, когда заметил, что к плечу пристал бурый осиновый лист. Мэлвир отлепил его и положил на край стола.

   Ило, его слуга, еще дрых за занавеской, да и пускай.

   Мэлвир любил утреннее одиночество - единственный момент, когда ты предоставлен сам себе. Не опоясанный рыцарь, не военачальник, не подающий надежды придворный...

   Просто человек, который готовит себе любимый напиток на походной жаровне. Нечастая радость.

   Холщовый мешочек с коричневыми зернами хранился в сундуке, где Соледаго держал всякие ценные вещи: карты, нарисованные на ягнячьем пергаменте, зрительную трубку, набор для письма, пачку тряпичной серой бумаги, флакон с минеральным маслом, пряности - и кофе.

   На плоской четырехногой жаровне томился медный тигель с длинной ручкой, в нем пенилось, подступая к краям, варево цвета корицы.

   Мэлвир добавил несколько сухих соцветий гвоздики, крошки муската, щепоть черного перца.

   Острое, пряное благоухание заполнило шатер, напоминая о доме.

   Так же пахло в комнатах его матери, леди Агаты. Только она предпочитала пить кофе вечером, покончив со всеми обязанностями при дворе.

   Мэлвир живо припомнил, как матушка сидит у окна на стуле с высокой резной спинкой, растирая в маленькой ступке кардамон, мускат и кусочки привозного леденцового сахара.

   ...Алые и золотые пятна подцвеченного витражным стеклом вечернего света лежат на гордой шее, на маленьком ушке с русым завитком у виска, драгоценными осколками украшают высоко поднятую прическу.

   Мама - самая красивая. Другие дамы королевы Райелы ей и в подметки не годятся, даже цветные.

   Аккуратно одетый мальчик терпеливо переминается около пурпурной юбки, расшитой цветами резеды, разглядывает затейливый шерстяной узор.

   Мать, наконец, обращает внимание на сдержанно сопящего сына и улыбается ему.

   "Переводить вкусный сахар на ужасно-горькую штуку - преступление" - написано на личике, обрамленном сияющей пряжей волос.