Парень дернул привязанной рукой, закусил губу и отлепился от двери.
Помогая задохнувшемуся Кроту сесть и подсовывая ему за спину набитые соломой подушки, Ласточка послеживала, как найденыш бредет к своей нише, шатаясь и цепляясь за что попало. Потом он свалился на кровать и завозился на ней, не в силах даже подобрать ноги. Так и затих, мордой в подушку, ногами на полу.
Ласточка помогла Кроту напиться, затем подошла к мальчишке, подобрала застывшие ноги и сунула их под одеяло. Найденыш отчетливо стучал зубами. Ласточка пощупала холодный липкий лоб и поморщилась. Прогулка даром не далась.
- Если ты еще раз встанешь, я привяжу тебя к постели, понял?
Найденыш тускло смотрел мимо. Взгляд у него расплывался.
- Сколько мне... тут лежать?
- Неделю отваляешься. Немного очухаешься - будешь на кухне отрабатывать и лечиться заодно.
- А что... там делать?
Ласточка подоткнула одеяло. Надо еще одно принести. Знобит парня.
- Найдем работу. Гречу перебирать, например.
- Чтоооо? Гречку? - Глаза у найденыша широко раскрылись от возмущения. - Это бабское занятие!
- А ты на мужское не годишься сейчас. Но оно от тебя тоже не убежит. И дрова порубишь, и крышу починить поможешь, протекает после зимы, и еще что-нибудь полезное сделаешь...
Парень закрыл глаза и отвернулся.
- Как тебя зовут-то? - спросила Ласточка.
Он не ответил.
***
Не успев преодолеть и десятка миль по лесам, с новым препятствием столкнуться пришлось. Гать, что поверх гиблой трясины настелена была, то ли разбойниками, то ли еще кем сожжена оказалась, так что, сколько видит глаз, только озерки малые да сухая трава осока остались. Погорелые столбы, да бревна поломанные - не сказать, чтобы к радости и воодушевлению располагали.
По этому случаю произошла между сэном Марком и лордом Раделем великая ссора и даже рукоприкладство. Не могу сказать, что неуместное чувство радости совершенно смог подавить, так как со словами, каковые Энебро в пылу гнева произносил, совершенно и полностью согласиться могу.
Потому как заново мостки мостить для конных рыцарей, да телег тяжело груженных, дело тяжкое, неблагодарное. Единственная радость - дожди временно прекратились. Войско наше, не исключая королевских рыцарей, в лесорубов и плотников преобразиться принуждено было, лес валить, рубить сучья и по пояс в грязи колупаться.
Время, на излете осени и без того драгоценное, словно вода утекает, и пока досадную задержку эту преодолеть мы не смогли. Досаднее всего мне то кажется, что от разбойников, каковыми по рассказам судя, леса эти кишмя кишат, мы пока и единого лошадиного хвоста не видели. Будто они все в бывшей кавеновой крепости попрятались, словно волки в логове, или выжидают чего-то.
Я же, на теперешнее прегорестное положение вещей глядя, боюсь, что нам тут до снега никак не управиться и сам жду, пока подморозит как следует. Непроходимее здешних мест по осени ничего ранее видеть мне не доводилось.
5.
В середине первой четверти Ласточку растолкала Тинь, дежурившая в ночь. Она оказалась сильно напугана и бормотала только "Он замерз, замерз!" Кто замерз, почему замерз, Ласточка от нее не добилась.
Пришлось натянуть платье, запалить свечу, потому что Тинь прибежала без света, и пойти смотреть, кто там замерз.
Больничный зал встретил ее вздохами, покашливанием, стонами и шуршанием соломенных матрасов.
- Девочки... что там? - прохрипел из своего угла Крот, которого ночью маяло гораздо сильнее, чем днем.
- Замерз! - пискнула Тинь беспомощным голосом. Она плелась за Ласточкой и уже, видимо, сама не знала, почему так всполошилась.
В спертом воздухе растекался запах перегоревшего масла. Ласточка остановилась перед темной лужей, в которой отразился огонек свечи. В луже поблескивали осколки светильника.
- Тинь! С ума рехнулась? Сейчас же убери! Развезут же по всему залу!
- Я нечаянно...
- Вот и убери свою нечаянность. Кто у тебя замерз?
- Новенький...
Из ниши, где устроили найденыша, доносилось бормотание и хриплые вздохи. Скрипела веревочная сетка. Ласточка поставила свечу на каменный выступ - огонек заплясал от сквозняка.
Сперва Ласточка даже не поняла, кто лежит на постели. Она собственноручно укладывала в нее черноволосого мальчишку, теперь же перед ней лежал абсолютно седой. Седина расползлась от концов волос, разметанных по изголовью, и только вокруг лица оставалась черная кайма. Лоб блестел от пота, на ресницах и бровях росой сверкали капельки.