- Полечил тебя Коновал?
Лаэ снова улыбнулся, потрогал бок.
- Почистил рану и сунул туда овечьей шерсти. Странно. Но уже лучше.
- А, это поможет, - Кай нахватался в свое время при госпитале. - Шерсть с овечьего вымени вытянет гной, а потом ее надо выскрести и все зарастет.
Лаэ глянул на него с уважением.
- Понимаешь в лечении?
- Ну... - парень смутился. - Так. Кое-что. Устроились вы тут?
Его подмывало расспросить о Лайго, который без единого слова принял на себя командование частью войска Верети и уж явно был не из простых найлских рыцарей, судя по тому, как с ним обращались его люди.
- Нормально. В болоте хуже.
Лаэ видно тоже разбирало любопытство, но он мялся и не решался спросить первым. Он покачался на перине, хрустнул пальцами.
- Сюда приходила та девушка, Лана - сказал он. - Которую ты выгнал.
Кай нахмурился.
- Да, черти полуночные... Я же ей велел не таскаться в крепость! Мозгов у нее нет.
Не объяснять же этому пареньку, что был в стельку пьян, когда ее притащили зимой крестьяне из Жуков, "в дар шиммелеву сыну". Теперь и глядеть на нее не хочется.
- Она плакала, - нерешительно сказал Лаэ. - Ее из дома выгнали... А внизу страшно, там народ всякий.
- Ну и возись с ней, коли охота, - буркнул Кай. - Мне недосуг. Делать ей нечего, на сносях по разбойничьей крепости бродить. Тут скоро ад разверзнется.
Лаэ прикусил губу, уставился в пол.
- Боишься за отца?
- Кто бы не боялся? Он ведь живой, из плоти и крови. Меня не взял в бой, сказал, что слабый еще.
- Ты у него один?
- Ага. Скажи, Кай...
- Ну?
Давай, спроси, правда ли я сын демона и правда ли, что я могу убить взглядом любого. Я тебе что-нибудь отвечу. Возможно, даже правду.
- Тяжело быть лордом? - спросил вместо этого Лаэ.
Кай помолчал, подумал. Потом тоже покачался, болтая ногами. Кровать заскрипела.
- Иногда я думаю, легче сдохнуть, - честно ответил он.
***
- С божией помощью поправится, - лекарь-вильдонит утер пот со лба чистой тряпицей. - Вовремя вы подоспели, сэн Соледаго.
Лорд Радель лежал в чудом уцелевшей госпитальной палатке. В сознание он так и не пришел, потерял много крови. Кроме колотой раны в бедро, у него была рассечена ключица и разбит лоб.
- Если бы я подоспел вовремя, ничего бы этого не случилось, - мрачно сказал Мэлвир.
Пот лил с него градом. В палатке было жарко натоплено, чтобы не застудить раненого.
- На все воля божья.
Как же, подумал Соледаго, но вслух ничего не сказал.
- Я видел на карте деревню, в которую упрется гать, - сказал он вслух. - К вечеру закончим строительство, перевезем туда раненых и оборудуем большой лазарет. Будет проще.
Брат Родер закивал. Он с ног валился - раненых после этой ночи было много. А уж убитых... Им еще предстояло ждать своей очереди на небеса и родственников, которые погребут их и оплачут. А пока - залить смолой, зашить в рогожу и погрузить на телегу мертвых.
Тела разбойников без церемоний скинули в топь, Мэлвир даже за капелланом не послал.
Начало тропы, по которой, видимо, пробрались на остров нападающие, обнаружилось, но использовать ее не смогли - вешек не отыскали.
Мэлвир еще раз глянул на лорда Раделя, обвел взглядом лежащие вповалку тела его людей.
Слишком много. И я видел найлов. Что они делают здесь, в этом богом забытом месте? Найлы служат не за деньги, а ради чести. А какая честь в разбое?
Он коротко выдохнул, разжал пальцы и пошел допрашивать пленных.
Из головы не выходили крики, которые он слышал ночью, в ярости поражая врагов.
Чертовы земли. Гадючье гнездо. Сюда надо было крестовым походом идти, с армией священников.
Я не верю в тебя, Шиммель.
13.
Стемнело, на столах расставили фонари и плошки с маслом, а лордский помост осветился огнем сотни факелов. Маленьких дочек лорда отправили домой, Акрида и библиотекарь тоже ушли, лордское вино выпили и перешли на гораздо более дешевые терновое вино и медовуху, выставленные народу старостержскими купцами. Ласточка сидела с приклеенной улыбкой и крошила хлеб - кусок в горло не лез. Очень хотелось уйти домой, но уйти раньше Браны не позволяла гордость.
Она слепо смотрела, как пляшут перед помостом альханы - щелкая кроталами, звеня монистами и взмахивая пестрыми юбками. Альханская певица - костистая тетка со смуглым грубоватым лицом - выводила на удивление сильным, страстным голосом:
- Ай, уходит милый
Как солнце под вечер,
И река не плещет,
Птицы не щебечут.
Ай, мой милый!