И уже в пять часов утра Антонио благополучно заснул у себя в постели, а шарманщик не менее благополучно оделся, забинтовал себе дыры в руках тряпками и отправился бродить по ночному городу в поисках горячительной халявы. И поиски его были крайне неуспешны. Никакой выпивки он не нашёл, ему только губу разбили одни знакомые шахтёры за какие-то прежние прегрешения.
Злой и уставший он вернулся домой и сел за стол делать свою очередную ошибку из цепи тех самых ошибок, которые выше я назвал роковыми. Короче, Карло сел писать донос на сынка. А доносы, как вам известно, писать он был мастак. И тут он вдруг отложил бумагу и задумался. Не писался что-то этот донос, и дело было не в родственных чувствах или отсутствии желания. Желание как раз кипело в душе шарманщика. А не писался донос по другой причине: не было у музыканта хоть какой-нибудь зацепочки хоть к чему-нибудь.
А к чему мог прицепиться Карло так, чтобы заинтересовать вышестоящее руководство? Да ни к чему. Ну бандит Буратино, ну убийца. И всё! Кто из-за такой ерунды пишет доносы, где тут неблагонадёжность? Да и от таких обвинений, если начнётся дело, он открутится за два дня с его-то деньгами.
Плюнув с расстройства, Карло, бешеный от злости, достал с каминной полки трёхсольдовую заначенную монету и отправился в какой-нибудь трактир пожрать что-нибудь и выпить. И вскоре попал в такой кабак. Там собирались шахтёры, и назывался он «Уголёк». И чем бы закончилось моё повествование, неизвестно, не случись так, что в кабаке этом он встретил нашего разутого знакомого. Конечно, это был Джузеппе Фальконе, который в этот ранний час, мучимый жаждой, сидел в этом самом «Угольке».
— Ага! — обрадовался Карло, ловя Фальконе за шиворот. — Вот ты-то мне и нужен.
— Чего же вы ко мне цепляетесь, синьор шарманщик? — вяло отбивался Фальконе.
— Дело есть, — сказал Карло и поволок Джузеппе к столику. — Эй, хозяин, дай-ка нам водки и пожрать, у нас с приятелем будет долгая беседа.
— А деньги у вас с приятелем для долгой беседы имеются? — спросил хозяин, даже не шелохнувшись.
Музыкант показал ему монету, и тот сразу ожил. Толстая официантка в залатанной юбке тут же принесла квашеной капусты, водки и гречневой каши с бараниной.
— Жри, — милостиво предложил Карло облизывающемуся Джузеппе.
— С чего бы это? — не торопился приступить к еде тот. Он хоть и был болван, но понимал, что просто так Карло кормить никого не будет.
— Жри, не бойся, и водки себе налей, — продолжал шарманщик, аппетитно чавкая. — Жри и рассказывай мне всё, что знаешь о сынке моём родимом.
— Не буду, — вдруг наотрез отказался полуразутый человек, — и водки мне вашей не надо.
— А что так? — удивился Карло. Это был первый случай на его памяти, когда Фальконе отказывался от халявной водки.
— Не надо мне ничего, пойду я, — Джузеппе попытался встать, но Карло поймал его. — Не надо мне ничего, — захныкал забулдыга, — отпустите меня, синьор шарманщик. Ничего я не знаю про вашего сына.
И тут Карло смекнул, что Фальконе кое-что знает о сыне, и изменил тактику:
— Не хочешь говорить, не говори, посиди просто за компанию, выпей водки просто так. А то тоскливо мне сегодня что-то, грустно.
— Ну, ежели просто так, — нерешительно согласился Джузеппе, косясь на наполненный стопарь. — Хотите, анекдот расскажу?
— Ты пей, — настоял Карло, забирая у Фальконе кашу. — А баранину я у тебя отберу, раз ты помогать не хочешь.
— Ну что ж, берите, — грустно сказал Джузеппе, глядя, как миска уплывает у него из-под носа.
— Ты пей, не стесняйся, — любезничал шарманщик.
— Выпью, — сказал Фальконе и выпил и налил себе ещё, боясь, что Карло отберёт и водку.
Но Карло спокойно чавкал кашей и даже не обратил на это внимания, он был хитрый, он знал, что Фальконе много не надо. А так как он ещё и болтун, то скоро язык у него развяжется сам собой. После третьего стаканчика Джузеппе помрачнел и заговорщицки зашептал:
— А сынок-то ваш, синьор шарманщик, скажу я вам, о-го-го!
— Это ты к чему? — лениво поинтересовался музыкант, делая вид, что эта тема его не интересует.
— Да к тому, что сынок у вас, вы уж не истолкуйте меня неправильно, но людоед отменный. Как говорится, яблоко от яблони… Да, ох какой он! Ух, аж говорить об этом страшно, ей-богу.
— Да брешешь ты как всегда, — отмахнулся Карло, — никакой он ни «о- го-го», так — шпан портовый.
— Ну да, шпан, — не согласился Джузеппе, — знаете, как его все боятся!
— Кто все? Его кроме тебя никто в грош не ставит.
— Ни в грош? — возмутился Фальконе. — Да это вас никто в грош не ставит. И его тоже раньше не ставили, да только где все они? Нетути, кончились. А сынок ваш с доном на короткой ноге и полиция у него в кармане.