— Я не прав? — возмутился Туз. — Моего кента на больничную койку сложили, а я ж остался весь в косяках, как в щелках. Так, что ли?
— Туз, я разборок не хочу, — произнёс Буратино, — но в этом деле ты не прав.
— Я тоже разборок не хочу, гадом буду. Но этим крысам клешни поотрывать должен. Никто безнаказанно не может моих друзей калечить. От этого мой авторитет страдает и мой рэкет тоже. Поэтому, если мы с тобой по добру не разойдёмся, я тебя на сходняк потяну. И пусть люди скажут, кто из нас прав, а кто в косяках.
— А если и на сходке миром не решим? — спросил Пиноккио.
— Решим, — уверенно ухмыльнулся Туз.
Буратино это прекрасно знал, он понимал, что на сходняке у него против авторитетного Туза шансов нет. Тем более что Томазо явно скажет не в его пользу. Но наш герой не сдавался.
— Ну а вдруг не решим на сходняке?
— К дону пойдём, пусть тогда дон наш спор решит.
— Разумно, — согласился Буратино, — дон человек трезвый, он правду скажет. Да только зачем тебе всё это? На кой они тебе сдались, эти бродяги? Ну, замочишь ты их, а дальше что?
— Я по понятиям живу, — отвечал Туз, — тут принцип важнее всего.
— Давай-ка, Туз, разойдёмся по добру. А я за бродяг твоему компенсацию выставлю.
— Нет.
— Нет?
— Нет, в крайнем случае, я им клешни поотрубаю.
— Ясно. Тогда знай, Туз, я на сходняке тебя барыгой выставлю.
— Я барыга! — вскипел бандит. — Это я барыга?
Его рука потянулась за спину, за пояс, а глаза налились кровью. Все бандиты из обеих банд, внимательно наблюдавшие за разговором своих предводителей, напряглись. Кое-где сверкнули ножи. Баба, проходившая мимо, увидев ножи, заголосила исступлённо. Трубочист, шедший с работы, юркнул за угол при виде такого дела. Звонко и страшно, как всегда, щёлкнул курок обреза. Туз покосился на Чеснока, стоявшего в десяти шагах от него с обрезом в руке, и сказал:
— Вижу, разговор ты, братан, ведёшь серьёзный. На волынах сюда пришёл.
— А у тебя за поясом не швайка, а дудочка, видимо, — сказал Буратино.
— В общем, давай по добру разойдёмся, не хочу я ни разборок, ни сходняков.
— Как же нам теперь миром разойтись, если ты меня барыгой объявил?
— Ещё не объявил, но, если будет сходняк, мне придётся. А если не будет, то оплачу лечение твоего хлопца и дам двадцать сольдо компенсации.
— Да? — недоверчиво спросил Туз. — Ладно, я со своей братвой поговорю, как порешат, так и будет. Только скажи мне сначала, с какого это перепуга ты меня барыгой можешь объявить?
— А ты у ребят товар брал?
— Лошадь, что ли?
— Да, лошадь.
— Ну, брал.
— Если б ты по-честному с ними дело вёл, взял бы долю честную. То есть третью часть цехина. Никто бы тебя тогда и не упрекнул. А ты взял восемьдесят сольдо из ста. Некрасиво.
— Это дело спорное.
— А вот пусть на сходняке и решат.
— Ну ладно, — недобро произнёс Туз, — я со своими ребятами поговорю.
Как решат, так и будет.
Туз пошёл к своим, и минут десять его банда оживлённо совещалась.
Рокко и Пепе подошли к Буратино:
— Ну что? — спросил Чеснок.
— Пытаюсь завалить их деньгами.
— А они?
— А они, — усмехнулся Буратино, — а они, видите ли, по понятиям живут. А как пацанов на бабки кинуть, так о понятиях и не вспоминают даже.
— Да крыса он, — резюмировал Чеснок.
Тут вопрос, видимо, решился, и Туз подошёл к пацанам:
— Значит так. Наши условия: оплата лечения Сливе и полцехина денег ему на поправку. А о бродягах твоих вот что скажем: на слободе поймаем — порешим. И у тебя не спросим. Идёт?
— Идёт, — сразу согласился Пиноккио, — только полцехина — больно много. На такую сумму отсрочку у вас прошу. Идёт?
— Ладно, — кивнул Туз и попросил: — Давай-ка отойдём. Буратино опять отошёл с ним, и тот ему сказал:
— Вопрос решён, но ты, языкастый, запомни, я тебе твоего «барыгу» не простил. И ни за какие бабки не прощу. Это наше с тобой личное. Понял?
— Понял, — кивнул Буратино, — что же непонятного.
— И не дай Бог за твоей кодлой какой косяк будет, я впрягусь за любого, кто с тобой, носатый, войну начнёт. Понял?
— Понял, — опять кивнул Буратино и криво усмехнулся: — Бог нас рассудит, Туз.
— И не лыбься, я серьёзно.
Буратино повернулся и, позвав своих дружков, пошёл в сторону заводика. У парня всё клокотало внутри от злости, но у него хватило ума не показывать своих чувств. Его взбесил этот Туз с своими угрозами.