— Что кому? — не понял сторож.
— Кому говоришь? С тобой ведь одна собака была.
— Так собаке и говорю, я ней всё время разговариваю от скудности общения. У нас ведь, сторожей, работа, что ни говори, лирическая, даже скучная. Поговорить не с кем, вот я с Жучкой и разговариваю.
— Значит, с Жучкой, — уточнил пацан.
— Ну да, с нею. Вы не смотрите, что она вида такого подлого. У нас на угольном складе чистым быть никто возможности не имеет в виду угольной пыли. А собака хоть и грязная, но ума просто нечеловеческого, ужас как умна. Иной раз говорю: «Жучка, кошка!». И ухом не поведёт, а стоит сказать: «Жучка, жрать!» О, видели, как встрепенулась! Ей бы в цирке работать, да пристрастилась она уже к охранной службе. И команды знает. Вот глядите. Жучка, а ну, «голос».
Собака даже не покосилась на хозяина после неподкреплённой делом команды «жрать». Она лежала себе, положив морду на лапы, видимо, обиделась на хозяина.
— «Голос», дура, что же ты меня перед людьми позоришь. «Голос!» — Паскуале Гальдини тяжело вздохнул. — Жарко, видать.
— Ну да, — сказал хулиган и протянул полный стакан водки сторожу. — А ну-ка, дядя, выпей за наше здоровье.
— Что же, я со всей признательностью, но только к этому делу я имею полную категоричность, — сказал Паскуале.
— А что так? — продолжал настаивать пацан, не отставляя стакан.
— Потому как имею на сей счёт свои соображения и считаю, что жратьё водки есть полное свинство, ибо человек, жрущий водку, есть свинья и валяется в канавах.
— А ты, дядя, случаем не того?… Не мусульманин ли? — спросил хулиган, ухмыляясь.
— Упаси Господь, вероисповедание у меня самое что ни на есть лояльное, в церкву хожу каждый месяц. И по праздникам, опять же, службу стою, но к зелью у меня присутствует натуральное отвращение, проистекающее от свинства, которое я наблюдаю в пьяницах.
— Слушаю я тебя, дядя, и восхищаюсь, — сказал пацан, — весь ты какой- то правильный и говоришь складно. Ты, наверное, образованный? — парень поставил стакан на землю перед сторожем.
— Образование у нас, слава Богу, умеренное, а люблю я газеты читать. Вот, к примеру, выписываю «Сад, огород», очень занимательные статьи были про баклажаны в последнем номере. Вы в этом годе баклажаны сажать не собираетесь?
— Нет, мы не по аграрной части, — сказал чернявый, — мы всё больше по промышленной, — к ужасу сторожа он достал из-под сюртука обрез и спросил: — Пить, значит, отказываешься?
— Со всем прискорбием — не могу, потому, как оно претит моим убеждениям, — сказал Гальдини, всё ещё надеясь сохранить и жизнь, и принципы.
— Люблю принципиальных, — сказал хулиган и выстрелил в собаку.
Бедное животное откинуло выстрелом на метр, и оно издохло почти сразу. Только чёрные пятна на пыльном песке, да скомканный труп — всё, что осталось от Жучки. А чернявый не спеша стал вытаскивать гильзу из обреза, гильза была горячей, пацан обжигался. Но вытащил её и вставил новый патрон. На шум выстрела пришли ещё трое весьма угрожающих людей. Но видя, что всё нормально, они, не говоря ни слова, ушли заниматься своими делами. А сам сторож, несмотря на жару, пребывал в состоянии некоторого озноба.
Он думал: «Чёрт с ней, с собакой. Как бы этот подонок в меня не пальнул». Видимо, эта мысль так чётко отпечаталась на лице Паскуале, что хулиган её тут же угадал и, засмеявшись, сказал:
— Да ты, дядя, не бойся, в тебя я стрелять не буду, — он помолчал и добавил: — Тебя мы утопим.
Озноб сторожа стал медленно сменяться столбняком, начинавшимся с ног. И пока он не сковал всё тело, сторож спросил:
— Можно я выпью?
— Почему же нет, только ты учти, дядя, это дело дюже свинское, — смеялся чернявый.
Гальдини схватил стакан, стоящий перед ним, дрожащей рукой и, расплескав добрую четверть, поднёс его к губам. Он стал пить медленно тёплую водку, сильно дёргая кадыком и стуча стеклом стакана об зубы. При этом жмурился. Допив всё до конца, он выронил стакан из ослабевшей руки:
— Ну и гадость, — выдохнул сторож. — Я так и знал, что это редкая дрянь, об этом врачи говорят и в газетах пишут.
— Нехорошо, дядя, — с упрёком сказал пацан, — нехорошо угощение хаять, мы же от всего сердца.
— Да я не за это, — тут же стал объяснять сторож, — я не за это, что невкусно. Я по поводу того, что вино это дрянь в общем смысле слова. А ваше, так мне даже и понравилось, вкус у него острый и углём пахнет.
— Понравилось, что ли? — недоверчиво переспросил хулиган.
— Очень даже ничего, только бы мне сейчас водички выпить.
— Серджо, принеси гостю водички, — сказал парень.
Громила скрылся и через минуту принёс воды в консервной банке из- под томатов.