— Жучка, я этих скотов… Не прошу. Ненавижу. Клянусь.
Отбросив ненужный ему уже труп четвероного друга, сторож двинулся в темноту, уходя от угольного склада всё дальше и дальше и распугивая шумом и особенно запахом птиц и других обитателей этих горных склонов.
Глава 6
О том, о чём не говорят вслух
Описывать разговор Буратино с околоточным не имеет смысла. При всех своих многочисленных недостатках синьор Стакани был, в общем-то, человеком честным и даже, в какой-то мере, порядочным. Вернее, он пытался быть таковым, но обстоятельства всегда почему-то были выше его порядочности, как и в этот раз. Когда Буратино объяснил ему суть дела, Стакани вскочил, затопал ногами и начал что-то кричать и даже цитировать какого-то губернского начальника. Он стал грозить нашему герою всеми карами небесными и даже возбуждением уголовного преследования. Но всего одна фраза Пиноккио сломила дух этого честного человека. А звучала она так:
— Один цехин в месяц. Неплохая прибавка к зарплате, не правда ли? — спокойно сказал Буратино и положил на стол перед Стакани монету.
— Ты, это… — околоточный пригрозил Пиноккио пальцем, — не очень-то там…Поосторожнее, мало ли что.
— Не извольте беспокоиться, главное, что мы с вами друзья, — сказал наш герой.
Обменявшись такими загадочными фразами, «друзья» расстались, а Стакани остался в мучительных размышлениях. Монета, конечно, монетой, вещь серьёзная, но дело, что ни говори, было тоже непустяковое. И после некоторых раздумий околоточный, не будь дурак, прыгнул в бричку и отправился к начальнику городской полиции синьору полицмейстеру Калабьери — посоветоваться. А заодно и поделиться цехином. Не прост был наш околоточный, ведь делился он не только деньгами, но и ответственностью. Рассказав всю ситуацию непосредственному начальнику, он стал смотреть, что будет дальше. А дальше случилось вот что. Калабьери был человек грузный, он носил усы, плавно переходящие в баки, и имел гипертонию, и от всего услышанного он стал потихоньку краснеть. Причём местами покраснение приобретало лиловый оттенок. Его глаза выпучились необыкновенно, и он вдруг выдал скороговоркой набор слов и фраз, передававших всё его душевное состояние в эту минуту:
— Подлец! Коррупция! Под суд! Разжаловать! Не вижу альтернатив! Честь офицера! Поганый цехин! Банда жуликов! И я в том числе! — при этом он каждое слово сопровождал ударом кулака по столу. И каждый удар Стакани чувствовал, как будто били его. — Невиданное дело! Какая мерзость! Где, я вас спрашиваю!… Кто бы мог подумать!… Змею пригрел!… Суд офицерской чести! В свете решений и директив министерства!… Показательный процесс! — продолжал бушевать капитан.
Сам околоточный имел стабильное кровяное давление, но в этот момент в голове у него зашумело, а в ушах послышался звон, перед глазами поплыли круги: «Пропал, пропал ни за грош», — билась единственная мысль в голове у Стакани.
А ураган начальственного гнева стал понемногу утихать.
— Как вам это только в голову взбрело… Столько лет безупречной службы… Я-то считал вас, не побоюсь этого слова, своим боевым товарищем… Ай-ай-ай.
— Это у меня, кажется, на почве ангины, — прокашлявшись, вяло защищался Стакани, — от холодного, знаете ли, квасу. Помутнение рассудка, сам не знаю, что говорю.
— А у доктора были? — участливо поинтересовался Калабьери.
— Никак нет, служба не позволяет, всё дела да дела, — отвечал околоточный.
— Вы человек, конечно, завидно молодой, но уже не в том возрасте, чтобы пренебрегать своим здоровьем. Тем более что ангина даёт такие кошмарные осложнения… Кстати, дружище Стакани, чисто товарищеская просьба…
— Я слушаю вас, господин капитан, — оживился околоточный.
— Не найдётся ли у вас пятьдесят сольдо в долг, отдам при первой возможности? — немного смущаясь, спросил полицмейстер.
— Конечно, конечно, — засуетился околоточный, — только у меня один цехин, берите его весь.
— Ну что вы, весь мне не нужен. Я лучше вам сдачу дам, — улыбнулся Калабьери. — Вот, держите пятьдесят сольдо сдачи, можете не пересчитывать.
— Спасибо, — сказал Стакани.
— Да нет же, это вам спасибо, выручили. А то у меня у внучки вот-вот день рождения, а денег на подарок, как на грех, нету.
— Господин капитан, какие вопросы, я всегда к вашим услугам.
— А вы уж на меня, старика, не обижайтесь, — продолжал капитан, — что накричал на вас, это из отеческой любви. Чтобы вы из глупости каких случайностей не натворили, а то знаете, как по молодости и неосмотрительности бывает. Совершит человек глупость, а почему? Да потому, что опытный человек в возрасте ему ничего не присоветовал. Вот поэтому я вам и говорю, дорогой мой Стакани. Бросьте вы это дело с вашим подпольным заводом, — слова капитана были очень убедительны, но Стакани почувствовал в них какой-то подтекст, и на душе его сразу стало спокойно. А Калабьери продолжал: — Не нужен он вам. Это же, знаете ли, коррупция. А чтобы этим подпольным цеховикам неповадно было, пошлите в тот район самого надёжного, опытного и неподкупного своего сотрудника. Пусть он за ними, жуликами, наблюдает и ведёт, так сказать, оперативную разработку. Пусть не торопится и наблюдает очень тщательно. Пусть выясняет их связи, все до единой. И даже войдёт с ними в контакт. Надеюсь, вы меня понимаете?