— Не тяни, — сказал Буратино.
— Нипочём не догадаешься. Я бы и сам нипочём не догадался, если б сам всё не увидел своими глазами.
— Ты мне скажешь, наконец, куда ходит Рокко или будешь загадки загадывать?
— Так вот, — многозначительно произнёс Лука, — наш корефан Чеснок ходит в бордель мамаши Трези.
— Серьёзно? — усомнился Буратино.
— Вот тебе истинный крест, — перекрестился Крючок, — я и сам такой наглости заудивлялся. Бордель-то барский. А тут, здрасьте вам, Рокко Чеснок со своей шпанской мордой в приличное место лезет. И главное, нагло, так подходит к дому и давай в колокольчик звонить, как будто к себе домой пришёл.
— И?
— И открывает ему швейцар, морда — во, — Лука показал ширину лица швейцара, разведя руки на полметра, — да ещё в баках и фуражке с кокардой, как он с такой мордой только в одну створку двери пролазит, непонятно, ну, не поверишь, человек поперек тебя шире и сюртук у него с позументом, ровно генерал, а башмаки…
— Да подожди ты со своими башмаками — перебил приятеля Буратино, — ты про Рокко говори.
— Ну вот я и говорю. Как увидел я такого швейцара, так и думаю: вот сейчас брат Чеснок мордой по ступенькам-то и прокатится, сейчас ему швейцар-то и врежет. Какой там, этот морда-швейцар как Чеснока увидел, так и кланяться ему. Я так и обмер, чуть не до смерти. У меня аж от такого живот чуть не заболел. И смотрю, Чеснок-то наш на все поклоны швейцара глядит, как будто так и надо. Говорит ему что-то, чего, я не разобрал, а швейцар ему кивает, отвечает и пропускает в бордель.
— Пошёл я под окна, думаю: может, что подгляжу. Так хрен там чего подглядишь, занавески плотные, как парусина, да и щелей нету. А вот как кто-то на музыке тренькал, слыхал, эту штуку они пианино называют. Слышал, опять же, как девки хихикали. В общем, весело там, — закончив рассказ, Лука стал ждать, что скажет Буратино.
А Буратино улыбался и восхищался, покачивая головой, и цокал языком:
— Ты глянь, а? — говорил он. — Вот тоже мне герой-любовник. Тихой сапой, один, без друзей развлекается и нам ни слова. И главное, не мелочится: по десять сольдо за раз на девиц спускает.
— Десять сольдо? — воскликнул Крючок и вылупил глаза. — Да я ему за десять сольдо десять девок портовых приведу, а там, в порту, девки во, — Лука продемонстрировал объем груди портовых девок, — не девки, а загляденье. Он и от одной такой живой не уйдёт, так и мы ещё поразвлечёмся.
Буратино слушал всё это с иронической улыбкой, он прекрасно понимал, что десять девок за десять сольдо Лука не приведёт, а вот пяток хорошеньких портовых шлюх на эти деньги заказать, конечно, можно. И вдруг когда эта мысль додумалась до конца, какое-то сладостное томление коснулось души нашего героя. Пиноккио отчетливо осознал, что с теми деньгами, которые сейчас лежат в сейфе конторы, он может заказать себе сюда всех, всех доступных женщин города. Это открытие ошеломило нашего героя, он, если честно, до сих пор даже не думал об этом, хотя частенько мечтал о женской ласке, пусть это будет любая женщина, ведь ему просто очень хотелось попробовать.
«Чёрт, а ведь и вправду я вел себя, как осёл, длинными ночами на чердаке я слушал, как папаша там внизу развлекается, я мечтал о кареглазке, о синьоре Малавантози, о ком угодно, и мне в мою тупую деревянную башку даже и мысли не могло прийти, что с моими деньгами я запросто могу объявить конкурс среди местных проституток, и с победительницей этого конкурса я буду вытворять всё, что мне только заблагорассудится. Самые потаённые и извращённые мои желания самая красивая в городе шлюха выполнит с радостью, и меня абсолютно не волнует цена», — думал Буратино. Наконец, он посмотрел на Крючка, который тоже о чём-то думал, судя по выражению лица, о чём-то приятном, и спросил у него, немного смущаясь:
— Слышь, Лука, а ты… Ну в смысле того… С девками уже… Это? А?
— Ну да, — отвечал Крючок, которого тот факт, что с девками он уже «ну да», просто распирал от гордости, — я, брат, с ними уже, можно сказать, на ты. Я их уже наизусть знаю, мне девку уболтать, что папиросу выкурить. Скоро уже год, как я начал с ними развлекаться, и скажу тебе, это приятное дело. Особенно в рот.
— Серьёзно? А сколько у тебя уже было девок? — спросил Пиноккио.
— Три, — не без гордости сказал Крючок и показал три пальца.
— А много раз ты с этими тремя… того?
— Тоже три, — отвечал Крючок, — но скажу тебе, братан, по секрету, как поимел одну девицу, считай всё.
— Что всё? — не понял Буратино.