— А каков характер скопившихся бумаг? — поинтересовался Швейман.
— А характер у них… — начал Буратино.
— Паскудный, — вставил Лука.
— Самый что ни на есть бухгалтерский, — продолжал Пиноккио, не обращая внимания на реплику приятеля.
— Но я не бухгалтер, — заметил Сальваторе.
— А мне кажется, что папаша у тебя бухгалтер, больно у тебя самого вид бухгалтерский.
— Хорошо, — сказал Швейман. — Я сделаю, что могу, и подойду к делу со всей ответственностью. Но могу ли я надеяться, что впредь, синьор Буратино, ваши дружки не будут меня больше тревожить по этому поводу?
— Нет, — сказал Буратино и улыбнулся, — мы надеемся, что ты будешь помогать нам постоянно.
— Извините меня, синьор Буратино, — произнёс Сальваторе, — но, зная ваш характер и кое-что из вашей биографии, я могу предположить, что бизнес, который вы здесь ведёте, не совсем, скажем так, легален.
— Абсолютно нелегален, — согласился Буратино, — в том-то и соль.
— А каким образом вы собираетесь меня удерживать, позвольте вас спросить? Или вы на цепь меня посадите?
— Именно, — произнёс Буратино и улыбнулся. И от этой улыбки нехорошо стало на душе у Сальваторе Швеймана, так как знал он, с кем имеет дело. — Цепью, дружище, только золотой.
— А позвольте уточнить…
— Двадцать сольдо в месяц, — перебил его Буратино. — Это для начала.
— Хорошо, — сразу согласился Сальваторе.
— Вот и славно, — обрадовался Лука.
— Я согласен, но для нормального производственного процесса такая мебель, — Сальваторе указал на ящики, из которых состоял импровизированный письменный стол, — не подходит. Требуется стол, стул, чернильница, четыре стальных пера, пачка бумаги, счёты, налокотники.
— Приятно говорить со специалистом, — сказал Буратино. — Лука, обеспечь его всем необходимым.
— Я? — искренне удивился Крючок.
— Или ты сам сядешь за бумаги? — спросил Пиноккио.
— Ладно, куплю всё, что надо, — согласился Лука, — только пусть этот умник список напишет, а то поназаказывал тут, всего не упомнишь.
— И ещё одно, — сказал Сальваторе, — я буду приходить на работу к двум, до двух я учусь в гимназии.
— Дружище Швейман, ты на работу можешь не ходить совсем, но документация по фирме должна быть в идеальном состоянии.
— Не извольте беспокоиться, синьор Буратино, — заверил его Сальваторе и приступил к работе прямо на ящиках.
Глава 4
Новые люди и новые проблемы
Но это было ещё не всё, в том смысле, что это были ещё не все, кого Буратино принял на работу. В течение следующей недели, после длительных совещаний с Чесноком и Лукой, на работу были приняты два пацана из городской шпаны. Пацаны были людьми надёжными, в этом Рокко ручался за них, как за самого себя. Одного из них звали Джанфранко по кличке Гопак, а другого Массимо по кличке Комар.
— Я их знаю, — говорил Чеснок, — если надо будет, так они и глотку могут перерезать. И не продадут в случае чего. Тем более проблема у них случилась.
— С полицией? — спросил Буратино.
— С полицией, это само собой. Это у них завсегда. А кикоз у них вышел с Тузом.
— Да шибко они с ним по долям не разошлись на одном деле. Ну, слово за слово, и Сливе, что с Тузом работает, бок распороли. Слива уже третий день в больнице лежит. Но не помрёт.
— Зови их, погутарим, — сказал Буратино.
Пацаны пришли на следующий день. И были они взрослые почти и, в отличие от ребят Пиноккио, сильно потрёпанные и оборванные. После знакомства Буратино начал:
— А расскажите-ка, ребятки, из-за чего у вас с Тузом кикоз вышел?
Если не секрет, конечно.
— Секрета нет, — сказал Гопак, — мы две недели назад у лоха коня свели.
Лошара пьяный в умат был, коня привязал к забору, а сам рядом лёг спать.
— Дальше.
— Пришли к Тузу и говорим: помоги, мол, коня продать, у тебя связи по этому делу есть. Он согласился. Мы, как лохи, сами коня ему оставили. И неделю ходим к нему, ходим, всё спрашиваем за деньги. А он говорит, что не может продать, конь, мол, хворый, без зубов.
— А конь был без зубов? — спросил Пиноккио.
— По сердцу говоря, мы и сами не глянули, — сказал Комар. — Мы же не конокрады. Нам просто халява обломилась, но на вид конь был хороший…
— Эта паскуда, — перебил приятеля Джанфранко, — толкнул лошадь за цехин, как потом выяснилось.
— …да. В общем, мы опять к нему пришли, а он даёт нам двадцать сольдо и говорит, что больше за него мы вряд ли бы получили. А мы ему говорим, что знаем, почём он лошадь продал. А он говорит, что это его дело, почём лошадь продавать, а наша доля двадцать сольдо и всё.