Слово vaьrgьn (множ. vaьrgьt) обозначает просто «существо», так что kelet могут быть тоже названы этим именем. Поэтому здесь необходимо добавочное обозначение. Например: aqam-vaьrgьt означает «скверные существа», pagcem-vaьrgьt — «мешающие существа», тогда как просто vaьrgьt, без всяких добавочных обозначений, значит «благожелательные существа».
«Хозяева» рек, озер и т. п. также называются kelet. Это аналогично тому, что нимфы, дриады и прочие гении греков и римлян назывались также богами и вступали в разнообразные сношения с высшими божествами, вплоть до полового общения. Все три класса сверхъестественных существ у чукоч носят название также «сведущие» (gьttepьcit), точно так же, как люди, сведущие в шаманстве, называются «знающие».
Сравнительные замечания
По моим наблюдениям и по сведениям, собранным В. И. Иохельсоном, религиозные представления коряков весьма сходны с чукотскими не только по своему общему характеру, но также и в путях их развития. Так, В. И. Иохельсон говорит: «Хозяйственные принадлежности и все предметы жизненного обихода, части дома, даже ночные сосуды и экскременты живут своей жизнью. Они предупреждают своих хозяев об опасности и отражают врагов».[28] Это свидетельствует о наличии того, что я называю «первой стадией развития». В. И. Иохельсон заключает также, что «антропоморфизирующие представления коряков схематичны и не вполне развиты», хотя, с другой стороны, «неопределенность их представлений не препятствует придавать им материальные свойства».[29] Он вскрывает эту неопределенность при рассмотрении коряцких деревянных изображений, имеющих религиозное значение, внешний вид которых весьма аляповатый. Я отношу все это ко второй стадии, т. е. к первым ступеням антропоморфизации предметов внешнего мира. В. И. Иохельсон говорит также: «Все предметы имеют двойную сущность. Одна — внешний вид, как бы оболочка предмета, другая — внутренние антропоморфные его свойства».[30]
Во многих эпизодах, содержащихся в материалах В. И. Иохельсона, различные предметы постоянно меняют свою первоначальную форму на иную, причем первая, по выражению В. И. Иохельсона, «спадает с них, подобно скорлупе». Так, каменный молоток в сказке № 48 действует все время как человек, сохраняя все же свою тяжелую каменную голову.[31]
Когда IIIa перевозит к себе домой свою каменноголовую жену, он замечает на половине пути, что половина ее лица стала человеческий, тогда как другая осталась каменной. Это свидетельствует о том, что я называю третьей стадией. На этой стадии изменяющиеся предметы сохраняют часть своих основных качеств. В одной из сказок человек, которого Ворон сделал из лоскутка, имеет ту особенность, что у него все время болтаются внутренности. В другой сказке Ememqut приходит в селение Облачного народа и замечает, что тамошние люди, их олени, жилища, котлы, висящие над очагом, растягиваются и сжимаются, как облака.[32]
Другие эпизоды, приводимые В. И. Иохельсоном, говорят о превращении неодушевленных предметов в человеческие существа посредством сбрасывания внешней оболочки. «Медведь, волк, горностай, мышь, ворон и прочие птицы и звери сбрасывают свои шкуры, становятся людьми, а затем снова принимают свой прежний вид. Kьlu, племянница ворона, надевает медвежью шкуру и превращается в медведя. Ememqut и его жена надевают широкополые крапчатые шляпы, напоминающие мухоморы, и превращаются в эти ядовитые грибы».[33] Я рассматриваю эти превращения как четвертую стадию развития религиозных представлений. В коряцких и камчадальских сказках подобные превращения зверей бесчисленны. Они напоминают сказки северо-американских индейцев, в которых звери — не что иное, как люди, скрывающиеся под оболочкой из шкур. Чукотские сказки о животных обычно приписывают им двойную сущность — звериную и человекообразную. Обе сущности взаимно сменяются (моя третья стадия, см. стр. 6). Этим чукотские сказки напоминают эскимосские. Интересно отметить, что в то время как чукотский фольклор примыкает к эскимосскому, коряцкие и камчадальские сказки стоят в тесной связи со сказками тихоокеанских индейцев Америки.[34]
У коряков также есть «владетели» и «хозяева» местностей и различных звериных пород, которые вполне соответствуют чукотским и даже называются одним и тем же именем. Коряцкое etbnvalán соответствует чукотскому etьnvьlьn. Это притяжательная форма от etьn «хозяин». Точно также коряцкое kala соответствует чукотскому kelь.
Kelet
34
Bogoras, American Anthropologist, vol. IV, стр. 683: W. Jochelson, The Koryak, стр. 357 и сл.