Выбрать главу

Люди, убѣжавшіе для того, чтобы согрѣться передъ борьбой, тоже возвращались. Добѣгая до мѣста борьбы, они устанавливались широкимъ кругомъ вмѣстѣ съ простыми зрителями. Калюунъ, славившійся своимъ искусствомъ въ борьбѣ, вышелъ на средину и сдернулъ свою парную кукашку, обнажившись до пояса. Его красивый бѣлый торсъ съ выдающимися мускулами на груди и на рукахъ, какъ-то странно отдѣлялся отъ неуклюжихъ мѣховыхъ штановъ, сшитыхъ по обычному чукотскому покрою и потому лишенныхъ пояса и упрямо сдвигавшихся внизъ.

Шея его была украшена ожерельемъ изъ двойного ряда крупныхъ разноцвѣтныхъ стеклянныхъ бусъ.

— Ну, кто хочетъ? — сказалъ онъ, присѣдая на корточки и растирая снѣгомъ свои плечи и грудь, чтобы вызвать приливъ крови къ кожѣ, защищающій отъ холода. Долговязый молодой кавралинъ выступилъ изъ рядовъ и тоже снялъ кукашку, приготовляясь къ борьбѣ. Онъ былъ хромъ на лѣвую ногу и это помѣшало ему принять участіе въ бѣгѣ, но онъ хотѣлъ наверстать свое.

— Ты куда, Иченъ? — останавливали его зрители, — Калюунъ тебѣ еще изломаетъ что-нибудь!

Но Иченъ не обращалъ вниманія на уговоры и всталъ въ боевую позицію, наклонивъ впередъ туловище, немного разставивъ ноги и стараясь покрѣпче утвердить на снѣгу скользкія подошвы своихъ сапогъ. Борьба началась.

Противники бросались другъ на друга по очереди. Одинъ стоялъ пассивно, а другой нападалъ, стараясь сбить его съ ногъ или, по крайней мѣрѣ, стащить съ мѣста. Они безъ разбора хватали одинъ другого всей горстью за грудь, за кожу на загривкѣ, за бока, повсюду, куда только можно было впиться крѣпкими пальцами и даже ногтями. Двѣ пары рукъ, непрерывно упадая на мокрое тѣло, отскакивали съ хлопающимъ звукомъ, похожимъ на удары валька по мокрому бѣлью. Борцы падали на землю, перекатывались друга чрезъ друга, таскали одинъ другого въ мокромъ снѣгу и, вскакивая, расходились, присѣдали на корточки на противоположныхъ концахъ арены, натирались снѣгомъ и снова становились въ позицію для возобновленія борьбы. Наконецъ, Калюунъ такъ хлопнулъ Ичена объ твердо утоптанный снѣга, что тотъ, поднявшись, началъ смущенно потирать плечи и отошелъ въ сторону, признавъ себя побѣжденнымъ.

Одолѣвъ еще одного соперника, Калюунъ тоже вошелъ въ ряды для того, чтобы передохнуть. За нимъ оставалось право вступить въ единоборство съ послѣднимъ побѣдителемъ для того, чтобы испытать, кто окажется сильнѣе всѣхъ. На арену выступили новые борцы, но борьба почему-то не разгоралась. Чукчи, видимо, боялись увлекаться, очень хорошо зная, что у такихъ разнородныхъ соперниковъ, какіе были здѣсь, при первой же серьезной стычкѣ борьба можетъ обратиться въ кулачный бой и окончиться неожиданнымъ побоищемъ. Когда человѣкъ десять уже перебывало на аренѣ, наконецъ, раздался крикъ подростковъ, бѣгавшихъ взадъ и впередъ по стойбищу.

— Бѣгутъ!

Борьба тотчасъ же прекратилась: смотрѣть на состязаніе бѣжавшихъ было гораздо интереснѣе. Ставку подѣлили между собою Калюунъ и еще одинъ черный приземистый чукча, тоже свалившій двухъ человѣкъ.

Черезъ нѣсколько минутъ бѣжавшіе уже приближались къ стойбищу. Впереди всѣхъ дѣйствительно былъ Келеккакъ. Несмотря на десятиверстное разстояніе, оставшееся за его спиной, онъ бѣжалъ легко, рѣдкими и большими прыжками, каждый разъ закидывая впередъ посохъ и стараясь ступить какъ можно дальше вытянутымъ носкомъ ноги.

— Хорошо бѣжитъ! — рѣшили знатоки. — Настоящія оленьи ноги.

Шагахъ въ двадцати за Келеккакомъ бѣжали рядомъ Акомлюка и одинъ изъ молодыхъ ламутовъ. Ламутъ постоянно убѣгалъ впередъ, но Акомлюка снова дѣлалъ усиліе и настигалъ его, забѣгая со стороны дороги и стараясь оттѣснить его въ снѣгъ. Другіе такъ отстали, что ихъ едва можно было разглядѣть. Мало-по-малу ламутъ и Акомлюка стали приближаться къ Келеккаку. Разстояніе между ними сократилось шаговъ до десяти, потомъ сдѣлалось еще меньше. Одну минуту казалось, что кто-нибудь изъ задней пары вырветъ пальму побѣды у передняго бѣгуна. Но Келеккакъ рванулся впередъ съ новой энергіей и снова оставилъ своихъ соперниковъ сзади. Нѣсколько широкими прыжками онъ достигъ цѣли и схватилъ призъ. Его волосы, брови и рѣдкіе усы тоже были запушены инеемъ, но онъ, повидимому, не очень усталъ.