Ужинъ прошелъ такъ же, какъ вчера. «Женщина» хлопотала на дворѣ, крошила варево, толкла мерзлое мясо на ѣду мужчинамъ, влѣзла въ пологъ для того, чтобы налить чай, и опять вылѣзла наружу, однимъ словомъ, ревностно исполняла многочисленныя вечернія обязанности чукотской хозяйки дома.
Она вошла окончательно въ пологъ только послѣ того, какъ мужчины окончили ѣду, и удовлетворилась объѣдками и костями, составляющими вѣчный удѣлъ женщинъ. Она, по вчерашнему, тщательно выскребла ногтями деревянное корыто и чисто на чисто вылизала сковородку и нѣсколько полуразбитыхъ чашекъ, изъ которыхъ мы пили чай, потомъ все ненужное выставила наружу и окончательно закрыла входную полу полога, подвернувъ ея край подъ шкуры, разостланныя на полу. Въ пологѣ было такъ же душно, какъ вчера. Мы всѣ были раздѣты до нага и все-таки обливались потомъ. Я плотно прижался къ стѣнкѣ. Подъ бокомъ у меня стоялъ огромный котелъ, наполненный холоднымъ бульономъ; онъ очень непрочно опирался на неровную подстилку и при каждомъ неосторожномъ движеніи расплескивалъ часть своего содержимаго.
Ятиргинъ опятъ началъ разсказы о чудесахъ и рѣдкостяхъ его родной земли и сопредѣльныхъ странъ.
— А за моремъ, — говорилъ онъ, — есть на далекомъ берегу большой лѣсъ, которому нѣтъ конца. Въ томъ лѣсу живутъ люди-невидимки. Когда они выходятъ на торгъ, можно видѣть только лисицъ и бобровъ, которыхъ несутъ въ рукахъ, ибо сами они неуловимѣе тѣни. Кажется, будто мѣха сами движутся по воздуху. И когда наши торговцы придутъ къ нимъ, они выбѣгаютъ на опушку лѣса и кричатъ — давайте торговаться! Тогда купцы бросаютъ папашку табаку, какъ можно дальше вглубь лѣса.
О-о, табакъ, табакъ! раздается въ лѣсу крикъ. На опушкѣ начинается шумъ, споры… А кто галдитъ, не видно. Потомъ изъ лѣсу вылетаютъ бобры или сума съ песцами. За одну папушу даютъ полную суму песцовъ… И еще есть тамъ озера и на берегу подъ деревьями сидятъ люди-половинки, словно расколотые по длинѣ, и когда услышатъ чьи-нибудь шаги, склеиваются между собою попарно и бросаются въ воду. Они тоже желаютъ табаку. Въ землѣ выкопаны норы и въ норахъ живутъ люди, маленькіе какъ зайцы, и они тоже желаютъ табаку. Еще есть другіе, великаны, выше стоячихъ деревьевъ, они живутъ въ сопкахъ, въ горныхъ пещерахъ, и, когда варятъ пищу — огонь выходитъ изъ вершины сопки. Они тоже желаютъ табаку. И всѣ люди на томъ берегу жаждутъ только табаку и за комочекъ трубочнаго нагара, величиной съ полнаперстка, готовы отдать красную лисицу. Еще есть: въ открытомъ океанѣ, среди глубокой пучины, стоитъ высокое дерево, въ деревѣ большое дупло; въ дуплѣ живетъ злой духъ. Сучьевъ у дерева выше счисленія, на каждомъ сукѣ двадцать разъ двадцать отростковъ, на каждомъ отросткѣ по кривому шипу. Дерево ложится на бокъ и погружается въ пучину; когда поднимается, все бѣлѣетъ отъ рыбы. На каждомъ шипѣ по бѣлой рыбинѣ, вся эта рыба падаетъ въ дупло и злой духъ ее съѣдаетъ. Если чукотская байдара проходитъ слишкомъ близко, дерево падаетъ на нее и, зацѣпляя шипами, сдергиваетъ всѣхъ людей на пищу духу.
За этимъ моремъ есть материкъ, но за материкомъ опять море, а за тѣмъ моремъ птичьи ворота. Тамъ край твердаго неба падаетъ внизъ и, ударившись объ землю, отскакиваетъ обратно; никогда не перестаетъ падать и отскакивать. За тѣми воротами находится птичья земля. Туда птицы улетаютъ на зиму. Но небо падаетъ такъ быстро, что не успѣваютъ пролетѣть, и заднихъ прихлопываетъ, какъ въ ловушкѣ. Обѣ сталкивающіяся половинки покрыты толстымъ слоемъ толченыхъ птицъ, больше, чѣмъ на вышину человѣка, и перья тамъ вѣчно носятся по вѣтру…
Однако, содержаніе разсказовъ Ятиргина, несмотря на всю ихъ оригинальность, не представляло для меня интереса новизны, и я постарался свести разговоръ на шаманство, намѣреваясь упросить Тылювію показать мнѣ образчикъ своего шаманскаго искусства. Мнѣ хотѣлось узнать, дѣйствительно-ли загадочная хозяйка обладала той степенью шаманской силы, которую приписывали ей окружающіе жители.
Ятиргинъ съ первыхъ же словъ о шаманствѣ самъ перевелъ разговоръ на свою жену.
— Ты спрашиваешь, есть-ли въ нашей землѣ вдохновенные!.. — заговорилъ онъ. — Моя жена, хотя молода, но тоже не лишена свободныхъ голосовъ. Слава Богу! Можно сказать, что не одному человѣку помогла въ болѣзни. Но ни противъ кого не употребила во зло.
Тылювія, услышавъ, что разговоръ коснулся ея особы, проявила еще большую стыдливость, чѣмъ вчера. За то Тэнгэтъ, сидѣвшій все время молча, обнаружилъ неожиданную словоохотливость. — Я тоже высоко вдохновенный! — заговорилъ онъ. — Именно я, сынъ Апрыя, Тэнгэтъ! Конечно, я молодъ и стыдливъ. Когда другіе собираются состязаться во вдохновеніи, я прячусь между санями на дворѣ, и меня принуждены приводить въ пологъ силой. Но въ моемъ собственномъ пологу я каждый день разговариваю съ разнообразными духами. Въ моемъ котлѣ съ водой живетъ старый моржъ и отзывается оттуда хриплымъ ревомъ. Когда я ударю въ бубенъ, три волка приходятъ изъ-подъ постели и воютъ по очереди. Воронъ и гагара пролетаютъ взадъ и впередъ. Невидимая рука просовывается сквозь стѣну и хватаетъ за лицо каждаго изъ присутствующихъ!..