Нечего говорить, что Йэкакъ во всемъ подчинялся авторитету своей главной, болѣе зажиточной подруги, и въ общемъ равновѣсіи стойбища имѣлъ гораздо меньше значенія, чѣмъ хотя бы даже новорожденный младенецъ, который недавно чуть не выжилъ насъ со стойбища.
Лица обоихъ мужчинъ были чисты отъ кабалистическихъ черныхъ знаковъ.
— Ты отчего не росписалъ себѣ лица? — обратился я шутливо къ Китувіи. — Развѣ ты не боишься духовъ?
Китувія сконфуженно улыбнулся. Онъ былъ приморскаго происхожденія и только пять лѣтъ тому назадъ покинулъ свой родной поселокъ у Колючинской губы, чтобы отправиться къ оленнымъ людямъ на поиски счастья. Имущество его состояло изъ старой кукашки, а всѣ жизненные рессурсы представлялись парою неутомимыхъ ногъ и такихъ же неутомимыхъ красныхъ глазокъ, мало нуждавшихся во снѣ. Къ Акангѣ онъ попалъ прямо изъ своего родного Чейтуна, но до сихъ поръ не могъ вполнѣ освоиться съ положеніемъ старшаго зятя, которому въ не весьма отдаленномъ будущемъ, когда старуха одряхлѣетъ, предстояло сдѣлаться главою богатаго стойбища.
— Пустое! — пробормоталъ онъ въ отвѣтъ. — Это онѣ, бабы… Такъ только!..
— А я тоже не росписалъ себя! — хихикнулъ Йэкакъ изъ-за плеча Аканги. — Что же!.. Я не знаю, въ правду ли вы привезли духа болѣзни, или вы обманщики? — Онъ опять засмѣялся и вызывающе посмотрѣлъ мнѣ въ глаза.
— Конечно, мы обманщики! — усмѣхнулся и я. — Никакого духа у насъ нѣтъ. Но отчего же вы насъ не хотѣли впустить? Такого пугливаго жительства мы не встрѣчали во всей странѣ отъ самаго рубежа поселеніи.
Лицо старухи вдругъ еще болѣе омрачилось. Леутъ, сидѣвшій рядомъ со мною, толкнулъ меня въ бокъ локтемъ. Я вспомнилъ разсказъ, слышанный мною отъ него же не такъ давно, и пересталъ задавать вопросы.
Старый Гырголь отличался довольно неуживчивымъ характеромъ даже для чукчи и въ молодости Акангѣ приходилось пить отъ него горькую чашу. На лѣвой щекѣ ея до сихъ поръ бѣлѣлъ шрамъ, нѣкогда прорубленный острымъ тесломъ, которое Гырголь въ запальчивости швырнулъ ей въ голову. За то Гырголь и окончилъ свою жизнь довольно необычайнымъ образомъ. Въ одно лѣто, когда онъ стоялъ со своей семьей на отдѣльномъ стойбищѣ, не имѣя ни одного сосѣда, ему вдругъ пришло желаніе отправиться на тотъ свѣтъ, и онъ приказалъ своей женѣ, чтобы она застрѣлила его, что и было исполнено согласно обычаю. Такая смерть встрѣчается часто у чукчей и въ этомъ еще не было ничего необычайнаго, но женщины съ ближайшаго стойбища, куда Аканта на другой день послала своихъ дочерей съ вѣстью, явившись на погребеніе и переодѣвая трупъ для того, чтобы возложить его на погребальную нарту, съ удивленіемъ замѣтили, что смертельная рана была нанесена Гырголю не спереди, какъ это дѣлается всегда, а сзади, въ затылокъ. Впрочемъ, дочери Аканги, бывшія въ то время уже на возрастѣ, во всемъ подтвердили разсказъ матери и никакого повода для чужого вмѣшательства не представилось. У Гырголя не было близкихъ родственниковъ, а чукчи не признаютъ за собой права вмѣшиваться въ дѣла чужой семьи, даже если въ ея средѣ случилось убійство.
Такимъ образомъ, Аканта осталась хозяйкой на стойбищѣ своего мужа, но теперь всѣ сосѣди говорили, что, наскучивъ побоями Гырголя, она по просту застрѣлила его изъ его же собственнаго ружья, а дочери, тоже не мало терпѣвшія отъ отца, безъ отговорокъ согласились хранить тайну.
Вспомнивъ этотъ разсказъ, я сообразилъ, что Аканга имѣла добавочную причину бояться невидимыхъ пришельцевъ изъ сверхъестественнаго міра. По вѣрованіямъ чукчей, мертвецы обращаются въ духовъ, враждебно относящихся къ живымъ, и, конечно, болѣе всего стараются мстить своимъ личнымъ врагамъ. Аканга могла опасаться, чтобы вмѣстѣ съ духами болѣзни ее не посѣтилъ мстительный духъ ея покойнаго мужа.
Послѣ ужина при помощи Китувіи я произволъ повѣрку переписныхъ записей. Аканта не вмѣшивалась, только проворчала что-то, когда я повторилъ имя ея новорожденнаго внука, готовясь занести его на бумагу.
Другихъ поправокъ дѣлать не пришлось и я отложилъ въ сторону тетрадь переписныхъ записей. Спать мнѣ еще не хотѣлось.