Большая часть жителей шатра въ настоящее время находилась въ тепломъ отдѣленіи. Это было тѣсное помѣщеніе, длиною въ сажень, шириною сажени въ двѣ, и настолько низкое, что взрослый человѣкъ не могъ бы приподняться на ноги, подъ опасеніемъ упереться головой въ потолокъ и сдвинуть съ мѣста травяную покрышку, лежащую поверхъ оленьихъ шкуръ. Большая каменная чаша, наполненная полужидкимъ тюленьимъ жиромъ, съ зажженной свѣтильней, плававшей у передняго края, коптила на видномъ мѣстѣ, по срединѣ задней стѣнки. Другая, маленькая, горѣла въ правомъ углу недалеко отъ того мѣста, гдѣ былъ проходъ или, лучше сказать, пролазъ изъ ящика наружу, огражденный длинной мѣховой полой, аккуратно подвернутой подъ шкуры, разостланныя на полу. Въ пологѣ было жарко. Спертый и пропитанный міазмами воздухъ чукотскаго домашняго святилища, которое хозяева постарались тщательно оградить отъ всякаго свѣжаго вѣянія, зелеными волнами носился взадъ и впередъ. Испаренія человѣческаго тѣла, прѣсный запахъ вареной ѣды и немытой посуды, которымъ была пропитана каждая шерстинка мѣховыхъ стѣнъ, ѣдкая вонь прокислыхъ шкуръ, устилавшихъ дно ящика и совершенно почернѣвшихъ отъ грязи, горькая копоть лампъ, запахъ мочи и гніющей печени, которыя употреблялись хозяйкою для выдѣлыванія кожъ, все это сливалось въ такой одуряющій букетъ, что можно было только удивляться, какъ живыя человѣческія существа могутъ выносить его безнаказанно.
Однако, въ пологѣ было восемь человѣкъ и всѣ они, по-видимому, не чувствовали никакого неудобства отъ окружающей атмосферы. Хозяинъ сидѣлъ на особо разостланной шкурѣ, на своемъ обычномъ мѣстѣ, по правую сторону лампы. Это былъ старикъ лѣтъ шестидесяти, крѣпкій и здоровый, съ спокойными, проницательными глазами и худощавымъ лицомъ, обрамленнымъ жидкой бородкой и такими же усами. Кожа на его щекахъ и шеѣ совсѣмъ побурѣла отъ постояннаго пребыванія на холодномъ вѣтрѣ и походила на древесную кору. Голова его была украшена узкимъ кожанымъ ремешкомъ, усаженнымъ круглыми голубыми бусами, между которыми выдѣлялись четыре маленькихъ безформенныхъ кусочка дерева: это были уккамаки, заговоренные амулеты, которые должны были отстранять отъ головы владѣльца всякое зло, неудачу и болѣзнь. Такъ какъ въ пологѣ было душно, старикъ снялъ съ себя мѣховую рубаху и вмѣсто нея надѣлъ красную фуфайку американскаго происхожденія, которую онъ пріобрѣлъ во время одной изъ поѣздокъ на мысъ Пээкъ (Чукотскій носъ), гдѣ американскіе товары попадаются очень часто. Онъ уже сорокъ лѣтъ постоянно занимался торговыми разъѣздами по ледовитому побережью на протяженіи двухъ тысячъ верстъ, и его такъ же хорошо знали въ Нууканѣ и Чейтунѣ[3], какъ и въ русскихъ поселеніяхъ на Колымѣ и Анадырѣ. Это былъ одинъ изъ тѣхъ неутомимыхъ бродячихъ перекупщиковъ, при помощи которыхъ бессарабскій листовой табакъ попадаетъ на рѣку Мекензи въ Америкѣ, и наоборотъ, сиводушки[4] съ рѣки Нюкома[5] отправляются въ путешествіе къ ирбитской ярмаркѣ. По первому осеннему пути на своихъ быстроногихъ собакахъ онъ доѣзжалъ въ десять дней изъ своего дома до деревни Коретовой на Колымѣ, отдавалъ тамъ торговымъ казакамъ тюленьи шкуры, свитки моржовыхъ ремней и забиралъ кирпичи чаю и папуши листового табаку, потомъ отправлялся въ отдаленныя поселенія сидячихъ чукчей на Носу и вымѣнивалъ новые запасы ремней и чемодановъ[6] съ двойнымъ и тройнымъ барышомъ. Весной онъ приносилъ на Анюйскую ярмарку купцамъ, пріѣхавшимъ изъ Якутска, песцовъ и выпоротковъ (оленьихъ телятъ), перекупленныхъ отъ оленныхъ чукчей, а лѣтомъ, сообщившись съ другими подобными ему искателями барышей и торговыхъ приключеній, отправлялся на большой восьмивесельной байдарѣ къ островнымъ эскимосамъ или на американскій материкъ за дорогими лисицами и бобрами. Имя старика было Кителькутъ, но русскіе охотнѣе называли его Макамонкомъ по его отцу Макаму, который во время оно занимался такимъ же торгомъ и умеръ болѣе тридцати лѣтъ тому назадъ.
Шатеръ.
По правую сторону большой лампы на почетномъ мѣстѣ, обыкновенно предназначаемомъ для гостей, сидѣлъ человѣкъ такого крупнаго роста и тѣлосложенія, что можно было только удивляться, какъ онъ умудрился забраться въ такой тѣсный уголъ. Онъ тоже снялъ съ себя мѣховую рубаху, и его обнаженный торсъ и руки выставляли богатырскія мышцы, какія не часто можно встрѣтить даже между закаленными витязями и борцами тундры. Лицо его было налито кровью и красно, какъ кирпичъ; низкій лобъ и квадратныя челюсти придавали его чертамъ характерное выраженіе упрямства и жестокости. Голова его сидѣла на короткой шеѣ и была какъ-то притиснута къ плечамъ и наклонена немного впередъ. Ему приходилось смотрѣть на Божій свѣтъ исподлобья и притомъ такимъ мрачнымъ и злобнымъ взглядомъ, который не обѣщалъ ничего хорошаго. Говорятъ, такъ держитъ голову и такъ смотритъ загривистьій медвѣдь-шатунъ[7], встрѣтившись съ человѣкомъ и питая намѣреніе на него напасть.
4
6
7
Туземцы разсказываютъ, что, рядомъ съ черными медвѣдями, иногда попадается медвѣдь съ широкимъ бѣлымъ пятномъ на шеѣ. Этотъ медвѣдь считается особенно свирѣпымъ.