Дѣвочка была сиротка безъ отца и матери, приходилась двоюродною племянницей Кителькуту и состояла на его попеченіи и подъ его властью, такъ какъ онъ былъ самымъ старшимъ изъ ея родственниковъ. Мальчикъ былъ вывезенъ Кителькутомъ изъ поселка Якана года два тому назадъ въ качествѣ пріемнаго мужа для маленькой десятилѣтней Черинги. Кровопомазаніе было уже совершено, и Кайменъ навсегда сдѣлался членомъ семьи Кителькута. Брачная чета росла и воспитывалась въ шатрѣ Кителькута въ ожиданіи того, когда формальное сожительство превратится въ дѣйствительное, что должно было случиться при первомъ побужденіи природы. Такіе браки часто встрѣчаются на тундрѣ, и маленькій пріемный зять, достигнувъ возмужалости, вступаетъ къ своему тестю и воспитателю въ сыновнія отношенія, на что и разсчитывалъ, конечно, старый Кителькутъ, имѣвшій только одного сына.
Старая Рынтына, жена Кителькута, сидѣла рядомъ съ дѣтьми, держа въ рукахъ пучокъ расчесанныхъ сухожилій, похожій на льняную кудель. Она сучила и скручивала изъ нихъ толстыя и крѣпкія нитки, складывая ихъ въ маленькій кожаный мѣшочекъ. Она собиралась перемѣнять кожаную обшивку на одноручныхъ байдаркахъ[11] своихъ домашнихъ промышленниковъ и приготовляла теперь необходимый запасъ нитокъ и шнурковъ. Изъ-за ея плеча выглядывало маленькое старушечье личико съ совершенно птичьимъ выраженіемъ и съ глубокими складками около глазъ и губъ. Ввалившіяся щеки и подбородокъ некогда были украшены тонкими синими пунктированными линіями татуировки, которая теперь почти совершенно сливалась съ морщинами. Это была Анека, старая жена Уквуна, совсемъ подъ стать своему мужу. Она была родомъ изъ-за морского поворота, т. е. съ тихо-океанскаго взморья Азіи по южную сторону Берингова пролива, и происходила отъ небольшого племени керекъ, отличнаго отъ чукчей по языку и весьма презираемаго ими за бѣдность и робкій нравъ. Сорокъ лѣтъ жизни среди чукчей не могли сгладить для Анеки ея чужероднаго положенія. Если Уквунъ не могъ плотно ужиться ни въ какомъ поселке, то это болѣе всего зависѣло отъ неудовольствій, возникавшихъ между женами природныхъ жителей и его женой. И въ настоящемъ случае было не лучше. Рынтына всегда громко выражала неудовольствіе, отдавая чужестранкѣ часть пищи, приносимой ея сыномъ.
— И не могъ ты выбрать себѣ жены между настоящими людьми![12] — говорила она, не обинуясь, Уквуну. — Развѣ мало намъ своего племени, что мы должны набивать рты керековъ.
Обижаться Уквуну не приходилось, ибо, конечно, насущная пища гораздо важнѣе какихъ бы то ни было попрековъ, тѣмъ болѣе, что старикъ сознавалъ, что, въ сущности, хозяйка стойбища права, и ему слѣдовало выбрать себѣ подругу въ средѣ болѣе уважаемой, чѣмъ кереки.
Жили между собой Уквунъ и Анека очень согласно, несмотря на то, что у Анеки не было ни одного ребенка, а это составляетъ великое несчастіе и униженіе для чукотской женщины. Когда Уквуну удавалось добыть тюленя, или когда жена его получала отъ сосѣдокъ часть чужого промысла, они непрерывно варили и уничтожали свою добычу, пока оставался еще хоть одинъ кусокъ. Когда ѣды не было, они голодали. Въ этомъ состояла ихъ жизнь, уже Богъ знаетъ, сколько лѣтъ, и они привыкли къ ней. Впрочемъ, они были очень чутки къ малѣйшему неравенству при раздѣлѣ добычи и обижались, если имъ на долю выпадали менѣе жирные куски.
Яякъ и Кителькутъ молчали. Съ ранняго утра они сидѣли безвыходно въ пологѣ и успѣли смертельно надоѣсть другъ другу. Всѣ новости были пересказаны съ обѣихъ сторонъ, a наиболѣе интересныя повторены вновь со всѣми подробностями и даже прикрасами, какія только могло подсказать скучающее воображеніе и ничѣмъ не наполненный досугъ, такъ что теперь говорить было не о чемъ. Правда, кромѣ разговора, нѣкоторое развлеченіе доставляютъ еще ѣда и питье, и каждую трапезу они старались тянуть, какъ можно дольше. Но, къ сожалѣнію, это времяпрепровожденіе не могло продолжаться безъ перерыва, а, напротивъ, требовало значительныхъ промежутковъ отдыха.
12
Чукчи называютъ себя просто людьми, а въ противоположность другимъ племенамъ — настоящими людьми.