Пестеров, непривычно трезвый, и даже какой-то благообразный, одним из первых сошел на берег. Ради такого путешествия он оделся почти во все чукотское. На нем были нерпичьи штаны из хорошо выделанной шкуры, чистая белая камлейка, только на ногах — желтые утепленные резиновые сапоги.
Домики Иналика не поразили гостей особой архитектурой. Как похвастался Мылыгрок, приведший гостя к себе, его жилище вообще было построено из упаковки, в которой привезли школу в середине семидесятых. Что было поразительно в селении — так это полное отсутствие тангитанов, если не считать таковым учителя Джона Джонсона, черного человека. Стараясь скрыть свою назойливость, гости то и дело поглядывали на него, дивились тому, что представитель самой угнетенной нации в Америке, как утверждала советская пропаганда, вполне прилично говорил по-эскимосски.
Пэлят, как руководитель делегации, потребовал пограничников и таможенников, но таковых на островке не оказалось.
— Сказали, что все формальности будут соблюдены в Номе, — объяснил Мылыгрок, который исполнял обязанности уехавшего на материк мэра островка.
Он и провел экскурсию по селению, стараясь заинтересовать гостей памятниками прошлого — развалинами старинных эскимосских жилищ, построенных из камней и дерна, ямами дня хранения моржового мяса и сала. Показал кожаные байдары. Но гостей больше интересовало отопление в домах, автоматическая дизельная электростанция, школа, беспроводные телефоны, оснащенные оптическими прицелами охотничьи ружья.
Внутри жилища не отличались роскошным убранством. Иные квартиры в Улаке и в других селениях Чукотки выглядели гораздо богаче и просторнее. Но что-то было неуловимо иное в облике американских соплеменников. Да, они ели такую же пищу, что улакцы и нувуканцы, говорили на одном языке, существенной разницы в одежде не было, тем более, что советские, собираясь в гости, соответственно приоделись. Но что-то их отличало…
Решено было остаться на ночевку, и гостей, после затянувшегося концерта в спортивном зале школы, разобрали по семьям.
Меленский и Пестеров попали к Мылыгроку.
Домик Дуайта стоял на южной оконечности островка, и самое большое окно смотрело на советский остров Большой Диомид, на узкий галечный пляж, усеянный вылезшими на берег моржами.
— В старые добрые времена, — напомнил Мылыгрок за кружкой вечернего кофе, — на том лежбище охотились и мы… Это было наше общее с нувуканцами лежбище. Теперь там никто не бьет моржей. Иной раз спускаются советские пограничники, стреляют животных, топорами вырубают бивни и оставляют гнить туши прямо на берегу…
И вдруг Пестеров понял причину почти неуловимого различия в облике гостей и хозяев. Прежде всего, на крутых тропах Иналика, которые язык не повернется называть улицами, не попалось ни одного пьяного! Непременный пьяный прохожий в любом чукотском селении по всему побережью Чукотского полуострова от мыса Наварин до устья Колымы — на острове Малый Диомид начисто отсутствовал! Оттого и лица встречных отличались трезвой осмысленностью, и улыбка была подлинным отражением внутреннего состояния человеческой души.
— Похоже, что здесь у вас никто не пьет, — осторожно заметил Пестеров.
— Рады бы, но нельзя! — широко улыбнулся Мылыгрок.
— Почему — нельзя? — оживился Меленский.
— Таков закон!
— Президентский указ! — догадался Пестеров.
В те годы Россия управлялась, в основном, президентскими указами.
— Будет наш президент заниматься какими-то эскимосами! — махнул рукой Мылыгрок. — Наш собственный закон запрещает привозить на остров и потреблять здесь любые спиртные напитки! До этого ужас, что было! Чувствуем — на край собственной погибели встали. Многие впадали в безумство, слышали голоса и им чудились видения. Уходили из жизни. Благо оружия в каждом доме полно. Распадались семьи, дети отказывались ходить в школу. Чуть от материнской груди отрывались — за горлышко бутылки хватались. Собрались наши уважаемые люди и решили — отныне в эскимосских селениях запретить любые крепкие напитки! И вот уже лет семь не пьем!
— Однако такое трудно вытерпеть, — сочувственно произнес Пестеров, и неожиданный спазм сжал его горло.
— Трудно, — согласился Мылыгрок.
— А как же приезжие тангитаны? — спросил Меленский.
— У нас один, — ответил Мылыгрок. — Да и тот — черный. Он тоже не пьет. Принял наш закон и следует ему.