Коренные жители Аляски давно поняли, что по большому счету правительству нет никакого дела до спивающихся жителей Арктики. Даже больше: создавалось впечатление прямого попустительства распространению дешевого алкоголя в национальных селах. Ведь чем меньше коренных жителей, время от времени предъявляющих права на земли, тем легче белому человеку нести свое «бремя покорения» сурового края. Пришлось эскимосам Аляски самим решать эту проблему. Сейчас в национальных селах продажа и потребление алкоголя категорически запрещены. Мало того, белый человек тоже не может появиться выпившим. Даже приезжие, как ни странно, в большинстве своем соблюдают местный закон. Во всяком случае, такую картину, которую видел Роберт Карпентер в Улике, Люрэне, невозможно увидеть на острове Святого Лаврентия, на Малом Диомиде, в Уэльсе и в других национальных селах Аляски. Алкоголизм оказался не по зубам современной науке. Хотя, казалось, что тут такого особенного: всего-то требуется найти такое средство, которое бы снимало болезненное влечение к этому неестественному способу получения удовольствия. Может быть, такие способы не так уж трудно найти, но государства не заинтересованы в ограничении потребления алкоголя — слишком большие прибыли они получают от одурманивания и отравления своих народов. Это похоже на то, как политики решают межгосударственные проблемы применением смертоносных видов оружия. Ведь сами политики не воюют, они посылают на смерть своих сограждан, травят их всяческими ядами, в том числе и алкоголем, и при этом ужасно громко кричат о том, как они любят народ, как заботятся о благосостоянии своих граждан, какие они патриоты и радетели благополучия своих стран. Лицемерие политиков особенно явственно видно на их отношении к так называемым малым, аборигенным народам. Права на природные богатства в Советском Союзе объявлялись всенародными, общегосударственными. Далекий украинец считался таким же хозяином чукотского золота, как и сам чукча. Но существовало маленькое отличие: чукча не являлся хозяином украинской земли и не имел никаких прав на урожай украинского крестьянина. Правда, и сам украинский крестьянин был таким же подневольным рабом социалистического государства, как и его далекий, тундровый согражданин.
Первым желанием Роберта было срочно лететь в залив Кытрын.
Но прежде надо было закончить дела, собрать гуманитарный груз хотя бы на один рейс. И еще — в Анкоридже Роберта ждала сестра Сьюзен.
После отъезда жены с детьми в южную Калифорнию, почти на границу с Мексикой, Роберт продал их общий дом в окрестностях Сиэтла, года два мыкался по разным углам и держал свое имущество, состоявшее большей частью из книг, в больших картонных ящиках. В Анкоридже Роберт Карпентер снял постоянное жилье недалеко от корейского квартала. Так называли район города, где в небольших дешевых домиках довольно компактно проживали не только собственно корейцы, но и вьетнамцы и китайцы. Именно такой домик арендовал в Анкоридже Роберт Карпентер, и он его вполне устраивал, создавая призрачную иллюзию постоянного места жительства. Теперь он мог расставить книги, диски и грампластинки в привычном порядке.
Еще с улицы он услышал русскую народную песню в исполнении Людмилы Зыкиной: значит, сестра уже приехала.
Сьюзен прибралась в доме, и в гостиной-столовой-кухне пахло домашней едой.
Сестра критически оглядела брата и заметила:
— А ты похудел и осунулся. Нелегко тебе дается эта жизнь в постоянных разъездах.
— Что делать? — пожал плечами Роберт. — Сам сделал этот выбор.
— Но тебе нравится?
— Мне нравится… Чувствую, что могу помочь людям. Могу сделать нечто настоящее, что можно ощутить немедленно.
Они разговаривали за поздним ужином под приглушенный голос, поющий о великой русской реке Волге. Сестра поинтересовалась, выяснил ли Роберт что-нибудь о сокровищах деда.
— Времени на это просто не было, — ответил Роберт. — Пойми, как я буду выглядеть, если начну вдруг интересоваться какими-то валунами? Но все же кое-что мне удалось разузнать. Прежде всего — все валуны, которые использовались в древних ярангах для поддержания моржовых покрышек, пошли на фундаменты новых домов. В Улаке уже давным-давно нет яранг. Их уничтожили еще в начале пятидесятых годов. Сначала строили маленькие деревянные домики на одну семью, потом стали возводить многоквартирные дома. Чтобы не возить издалека камни, для фундаментов использовали старые валуны. Особенно много их пошло на строительство пекарни. А пекарня как раз рядом с тем местом, где стояла яранга шамана Млеткына, друга нашею деда.