В Москве, чтобы «соответствовать», надо носить дорогую, неброскую европейскую одежду. Опытный глаз сразу определял, что темный костюм сшит у дорогого портного, обувь стоит не одну сотню долларов, да и галстук тянет как минимум на официальную профессорскую зарплату в Московском университете.
Только вчера Базаров вернулся из Чебоксар, где с успехом защитил кандидатскую диссертацию по экономике Севера. Все прошло прекрасно, хотя и стоило недешево. В хоре одобрительных отзывов, правда, прозвучала одна неприятная нотка: кто-то из профессоров заметил, что текст представленной диссертации так же трудно читать, как «Капитал» Маркса. Но никто и не понял — в похвалу это было сказано или в упрек.
Базаров посмотрел на Большой Каменный мост, по которому должна была проехать его машина. Длинный ряд автомобилей еле полз.
И вдруг он вспомнил еще один источник плохого настроения: сон, который ему приснился под утро.
Будто бы прилетает он в Въэн и у трапа видит вместо верного Саркисяна с японским джипом — собачью упряжку и Аркадия Пестерова. Тот сообщает, что на Чукотке радикально изменилась обстановка. Прежде всего, протрезвели чукотский и эскимосский народы. К ним примкнули немногочисленные эвены и чуванцы. В результате всенародного референдума главой администрации избран он, Аркадий Пестеров. И многозначительно добавил: «не простыми карандашами». Православный храм превращен в шаманское капище, и вместо распятого Христа на кресте повесили чукотского бога Кереткуна. Оставшиеся тангитаны ударились в беспробудное пьянство, и сейчас главная задача новой администрации округа — отрезвить их и отправить на материк, по месту их постоянного жительства. В этих новых условиях Аляска решила отделиться от Соединенных Штатов Америки и присоединиться к Чукотке…
На этом месте будильник прервал чудный сон и Виктор Александрович проснулся.
И, уже садясь в теплый салон сенаторского «ауди», он вдруг осознал, что в той приснившейся Чукотке ему нет места. И не дай бог, если такое случится. В прошлую навигацию так и не удалось завезти в приморские села продукты. Банк «Марс», которому перевели бюджетные деньги на северный завоз, прогорел. Правда, собственные средства Базарову удалось перевести в безопасное место. Но положение в селах было отчаянным. Даже в районных центрах люди, особенно приезжие, жили впроголодь, мерзли в неотапливаемых квартирах. А вот местное население приспособилось. Охотились на нерпу, лахтака. Даже обходились без патронов, ловили морского зверя подледными сетями. В Улаке соорудили три кожаные байдары и все снаряжение для древних судов — от весел до главной мачты. Только парус сшили из палаточной ткани.
На Чукотку зачастили зарубежные этнографы, которые откровенно и цинично писали, что бедственное положение местного населения дает шанс ученому миру убедиться в исключительной живучести аборигенов Арктики. Надо будет как-то ограничить доступ иностранцев в села. Кое-что уже сделали. Объявили Чукотский полуостров заповедной зоной, и с каждого журналиста, ученого, а тем более телевизионщиков, требовали деньги.
У входа в здание Верхней палаты Государственной Думы Российской Федерации, на Большой Димитровке, Виктор Александрович согнал с лица озабоченное и слегка встревоженное выражение и шагнул в широко открытые двери, объявшие его теплым, уютным воздухом солидного государственного учреждения.
Давно Аркадий не ждал с таким нетерпением наступления весны и лета. Каждый погожий день, когда не выходил на охоту в море, он поднимался на утес Еппын с биноклем и долго обозревал бесконечное белое пространство, стараясь выискать среди нагромождения торосов полыньи, разводья, широкие трещины. Он по-прежнему числился наблюдателем у Михаила Меленского, и плата за это была ощутимой прибавкой к пенсии. Удивительно, как живут пенсионеры в России, у которых нет охоты на морского зверя, рыбалки, побочных доходов? Наверняка потихоньку мрут от голода, безысходности, от чувства ненужности в этом мире, в государстве, где вдруг появилась кучка очень богатых людей. Эти «новые русские» не сделали каких-то сногсшибательных открытий, ничего не изобрели, не получили Нобелевскую премию, не написали великие книги, не получили наследства. Они попросту украли эти богатства. Причем невооруженным глазом видно было, что эти-то люди и стали править Россией, издавать законы в защиту наворованного, которое они стали называть частной собственностью, вошли в президентскую администрацию, в правительство, уселись в кресла Государственной Думы. Раздали ваучеры. Недавно Пестеров увидел эту бумажку в говне в общественной уборной Гуврэльского морского порта. Наверное, за всю историю России народ никогда не был так равнодушен к власти, не презирал так называемых «народных избранников», как нынешних думцев. И правильно сказала Сьюзен Канишеро: «Я думала, хуже советской власти не бывает, а оказывается — бывает…»