Драго. С голода умерла! Потому что в семью к жмотам попала! Но мы об этом громко говорить не будем… мы свои люди!
Веля. Погоди, погоди, не горячись… Если ты на меня рассчитываешь в смысле дать в лапу, то у меня с деньгами совсем плохо, от меня пользы мало…
Драго. Кому ты врешь, скупердяй! У тебя — нету? А на какие же деньги ты тогда даешь такие некрологи в газетах?
Веля. Это просто камуфляж, Драголюб! Просто, чтобы создать видимость, чтобы люди не удивлялись: «Где этот столько гребет? А почему его имени никогда нет в газетах, в отличие от других ворюг?»
Драго. Когда тебя увидишь на улице в этом твоем поношенном пальтишке… можно подумать, что ты порядочный человек, настоящий человек, все отдаешь обществу! (Идет к выходу.)
Веля. Драголюб! Мне больше нравится, когда люди меня жалеют, а не завидуют… здесь я прошел самую хорошую школу! (Уходят каждый в свою сторону, под музыку менуэта.)
In memoriam III
Темнота.
Веля и Агнесса и Драголюб во фраках, Флора Дворникович в платье с кринолином, длинном и пестром.
Веля (Флоре, которая сидит на скамье и смотрит в небо.) Что вы наверх смотрите? (Оглядывается на Драголюба, тот тоже смотрит наверх.)
Флора. Что, летит что-то?
Веля (пробует рукой). Дождь идет, Дворникович.
Флора (пробует рукой). Действительно… моросит…
Веля и Агнесса садится рядом.
Вот и осени мы дождались на этой скамейке!
Веля (декламирует).
Веля и Агнесса, Драголюб и Флора (поют).
Веля (встает). Осины осыпаются… и собака всю ночь лаяла на перекрестке… в кармане я нашел какое-то письмо… старое, шуршит… но, когда я получше посмотрел… вижу, это знамение смерти… Кто же это любит меня? Пытаюсь вспомнить уже три дня… Какие такие маленькие деньги получу за большую дорогу? С вечера жду гостя… в годах, брюнета-господина, пожилого… в мечтах и наяву… И опять я думаю, и вертится у меня на кончике языка их имя… Может быть, Стефания? А может быть, Наталия?.. но напрасно… Давно это было!
Драго. Сыпешь соль на раны!
Веля. Как только вспомню, и по сей день… слезы набегают… Да и не часто я вспоминаю!
Флора. Может, оно и к лучшему?
Драго. А может, и к худшему?
Веля. Много мы сделали, а еще больше осталось.
Драго. А в тот вечер уж как я прихорошился! И слышу, тетка на веранде шепчет: «Ну, просто как конфетка!»
Веля. Сколь роковой была эта наша осенняя холостяцкая пирушка! Все перезрелое, румяное, сочное!
Флора. Нет больше в продаже того белого шелка, но в мои времена во всех магазинах были эти белые платья с кушаком из синеватой ткани!
Веля. А когда приходит в Сербию осень, и солнце на закате заливает все как маслом, и все багровеет вокруг…
Драго. От кафе «Три ключа» до пивного завода как грянет шесть оркестров духовых, и военных, и городских!
Флора. Проплывают пары, и белый шелк вьется вокруг юных девичьих фигур, как облако дыма, перехваченное синим обручем на талии…
Веля. Но тут безответно влюбленный фотограф выстрелил из партера в Мицу Натину, сидевшую в ложе, и она упала на плечо греческому консулу…
Драго. Мы тогда получали мужское образование у мадам Калиопы… там, известное дело… чай… фанты, фантики…
Флора. И капитаны из военной академии проносились верхом через Топчидер, мимо монастырской гостиницы, соревнуясь, кому удастся поймать на кончик сабли брошенный с балкона девичий белый платочек…
Веля. А Мицу Натину домой привезли с париком на голове, чтобы мать не увидела, что у нее вытекли мозги…
Флора. Склонились над рекой грустные ивы, чтобы увидеть, чье это тело тихо несет течение.
Драго. И с платанов попадали золотые листья, освобождая место воронам и воронам.
Флора. Последний лепесток лилии упал на влажную листву, на клумбе у вдовы в саду!
Веля. Поздняя осень прокралась в жизнь…