Лёка с болезненно сжавшимся сердцем кивнула.
- Я подождал, пока мамы не будет дома, взял палку и сказал, что сейчас он за всё получит. Мне так страшно было, что я еле на ногах стоял. И одновременно так... весело, аж в ушах звенело, как будто я с обрыва прыгаю... не знаю, как описать. "Есть упоение в бою..." - знаешь?
Лёка молча кивнула. Она-то как раз знала. Но она не представляла, что об этом знает мальчик-одуванчик.
А тот, блеснув глазами, продолжал:
- Но врезать я ему тогда успел только один раз. Жаль, - он коротко рассмеялся, опять сощурившись, будто прицеливаясь. - Знаешь, он просто заорал и убежал. Он оказался... такой трус.
- Такие мудаки - всегда трусы, - проронила Лёка хрипло.
- И он сам подал на развод, представляешь? - Антон откинулся на спинку скамейки и посмотрел сквозь наполовину облетевшие тополиные ветки в безмятежно синевшее небо. - И я понял... что могу. Что шпага - она, знаешь, просто символ. Что сила... - он опять рассмеялся легко и весело, - она в ньютонах.
Лёка почему-то тоже засмеялась. Так они сидели и хохотали, глядя друг на друга.
- А потом пришлось через суд разменять квартиру, и нам досталась комната в секции, ну, в общежитии. Но мама очень переживала всё время, нервничала. Врач объяснил, что ей нужно сменить климат и обстановку, и мы решили уехать. У мамы здесь подруга, она сейчас в Германии живёт. Она пустила нас пожить бесплатно и даже временно прописала, представляешь? А комнату в Геленджике мама сдала, у нас там это приличных денег стоит, это же курорт. Так что у нас теперь всё хорошо, только вот мама... - голос у него чуть дрогнул.
Они помолчали.
- Из букв "ж", "о", "п" и "а" слово "вечность" получается редко, - наконец обронила Лёка и усмехнулась краем губ, видя, как Антон опять удивлённо моргнул. - Этого ты тоже не знал? Ну, младенец... У вас там в вашем Геленджике небось и матом не ругаются?
Антон качнул головой и неловко пробормотал:
- Ругаются, почему. Просто я... ну, не очень. Не привык как-то, - он виновато улыбнулся. - Хотя это очень уместно бывает... знаешь, с лексической точки зрения.
- С лексической, значит... А Геленджик - красивый город? - решила переменить тему Лёка.
Он опять взглянул на свои руки, а потом ей в глаза:
- Там море, - проговорил он мягко и мечтательно. - У нас там море. Оно, знаешь, совсем живое. - Глаза его просветлели. - Даже учёные теперь считают, что море - единый живой организм. На прибой я часами могу смотреть, знаешь.
- Море волнуется "раз", - пробормотала Лёка начало детской считалки. - Никогда не была.
- Я тебе покажу! Можно же съездить! - с жаром выпалил Антон и осёкся. - Когда-нибудь.
Они опять неловко замолчали.
- Договорились. Когда-нибудь, - сказала наконец Лёка и выдернула у него из рук многострадальный рюкзак. - Дай сюда.
Она деловито порылась в одном из многочисленных карманов своего жилета и нашла булавку.
***
Лёка с Антоном вновь пролезли сквозь ограду горпарка и медленно побрели по тропинке. Они не разговаривали, - слишком много уже было сказано, - и даже не смотрели друг на друга, просто каждый из них чувствовал, что рядом идёт другой. Иногда они касались друг друга локтями и торопливо отстранялись.
Этих мелких пацанов первой заметила Лёка - они хохотали и толкались в полуразломанной беседке неподалеку от тропинки, по очереди тыча хворостиной во что-то, лежавшее на земле.
Лёка нахмурилась, приглядываясь.
- Эй, сопли зелёные, что там у вас? - грозно крикнула она.
"Сопли" поспешно кинулись врассыпную, и Лёка с Антоном подошли к беседке.
- Ох... - растерянно выдохнул Антон, присаживаясь на корточки. - Смотри, это же ёжик!
Ёжик лежал, зарывшись в листву, и уже не пытался ни убежать, ни свернуться в клубок, только едва слышно пыхтел и подёргивал колючками на спине.
- Они его покалечили, - пробормотал Антон, касаясь пальцами ежиной мордочки. Как ни странно, ёж не отпрянул, лишь запыхтел громче. - Его надо к ветеринару, срочно.
И он начал поспешно вытряхивать из рюкзака учебники и тетрадки.
- Спятил? - Лёка схватила его за руку, и он укоризненно на неё посмотрел.
- Я здесь в беседке всё оставлю, потом заберу, - пояснил он, пытаясь сложить своё барахло на сломанную лавочку внутри беседки.
- Да ты тут через пять минут никаких концов не найдёшь! - рявкнула Лёка свирепо и беспомощно. Она уже поняла, что остановить сейчас этого малахольного невозможно, разве что вырубить и уложить на травку рядом с долбаным ежом.
- Ну тогда... - И малахольный так же решительно принялся расстёгивать рубашку.
- Совсем ёбнулся? - нарочито сгрубила Лёка.
- Он же живой, - упрямо выпалил Антон. - Понимаешь?
Она понимала только, что тоже совершенно спятила, когда, скрипнув зубами от досады, расстегнула жилет, в котором всегда чувствовала себя, как в броне, и осторожно завернула в него злосчастного ежа.
Антон стоял, таращился на весь этот идиотизм и лыбился дурацкой блаженной улыбкой.