Потом они проведали Меланью, - та уже немного прочухалась и даже пыталась свернуться в клубок, - намазали её мазью, перемазавшись сами, налили в блюдце рекомендованного ежиным сайтом молока... и тут Лёка сообразила, что неплохо было бы отыскать ноут, валявшийся где-то без дела, и сыгрануть в какую-нибудь сетевую ролевуху.
Игрушка Perfect World подошла как по заказу.
Когда они оба очнулись, было далеко за полночь, и Лёка с превеликим сожалением напомнила скорчившему кислую мину Антону, что завтра надо в школу, чтоб её. Его рюкзак с учебниками так и остался сиротски валяться в прихожей на коврике, а её школьная сумка вообще заночевала в гараже.
- Нехай, - безразлично махнула рукой Лёка. - Успеем, выучимся. Ты, кстати, куда поступать собираешься? Или в армию пойдёшь? - она усмехнулась, разглядывая Антона в упор.
- Я поступлю. Куда-нибудь на ин-яз, наверное, - раздумчиво сказал Антон, захлопывая ноут. - Но не потому, что я армии боюсь, хоть там и маразм полный. Просто не хочу маму одну оставлять.
Конечно. Маму жалко.
У Лёки странно защемило сердце.
Они ещё что-то пожевали на кухне, попили чаю и разошлись по своим комнатам, причём Антон, конечно же, вежливо пожелал ей спокойной ночи.
Мальчик-одуванчик был воспитан мамой отменно.
Лёка сумрачно усмехнулась.
Сперва она легла не раздеваясь. Потом, страшным шёпотом обозвав себя чокнутой идиотиной, стянула рубаху с джинсами и надела отцовскую старую футболку, в которой обычно спала. Потом встала, снова обозвав себя идиотиной, натянула старые шорты и бесшумно вышла из комнаты. Ей было невыносимо жарко и хотелось пить, как в разгар раскалённого июля.
Под дверью комнаты Антона не было видно света, и там стояла мирная тишина. "Дрыхнет, счастливчик", - с завистью и некоторым раздражением подумала Лёка... и чуть не взвыла, с размаху вляпавшись босой ногой во что-то мокрое.
В лужу. Точнее, в лужицу.
И тут же раздался почти что конский топот, удалявшийся по коридору в сторону кухни.
Да что за нах...
Кое-как дотянувшись до выключателя, Лёка зажгла в коридоре свет и тут же привалилась к стене, еле удерживаясь, чтобы не захохотать в голос.
Проклятая ежиха опустошила блюдечко с молоком и теперь совершала разведочные походы по неизведанной территории, попутно оправляясь по-маленькому.
- Отличненько, - скорбно пробормотала Лёка, очень кстати припомнив фразочку из любимого с детства Даррелла: - Теперь мы должны ходить по дому чуть и не по пояс в гуано!
Она протёрла полы в коридоре, потом заглянула на кухню, жадно выпила пару кружек воды прямо из-под крана, погрозила оборзевшей Меланье кулаком, - та мгновенно свернулась в клубок, - и поплотнее прикрыла кухонную дверь.
"Как оклемается - в сад. Точнее, в парк, - сонно подумала Лёка, валясь в свою постель. - Не фиг баловать. Тоже мне, моя семья и другие звери, блин..."
Но, по крайней мере, с этими ежовыми заморочками непонятное томление, снедавшее её, начало спадать.
Перевернувшись на живот, Лёка обхватила подушку обеими руками. И вдруг её, будто ледяной водой, окатило нахлынувшим воспоминанием.
Было это в самом конце прошедшего мая. Байкерский тусняк, шашлык-машлык за городом, выпивка... Тот парень, Федька, был не местный, из Челябы, но всякий раз, когда они встречались на каких-нибудь тусах, он втихаря пялился на Лёку, как шальной. Это было до того заметно, что мужики её поддевали. Лёка злилась, но парень был симпатичным, разбитным и весёлым, болтать с ним было интересно. Тогда, на этих грёбаных шашлыках, она приложилась к бутылке, изменив своей всегдашней привычке, и вдруг, глядя на Федьку, азартно и хмельно подумала: "А почему нет?!"
Почему нет? Или она прокажённая? Или на ней клеймо? Почему девки, прикатившие со своими мужиками, заходятся в кустах счастливым визгом, а она, она...
И когда Федька, уткнувшись лбом ей в затылок, жадно шепнул: "Пойдём", она взяла и пошла. С ним, вниз по берегу карьера, подальше от остальной тусы. Кто-то, заметив это, присвистнул им вслед, однако Лёке было плевать.
Но когда чужие хваткие ладони больно стиснули ей грудь под рубахой, а влажные губы впились в шею, когда её обдало тошнотворным запахом перегара, она враз очутилась в старом сарайчике Матвеича. Безжалостные чужие руки мяли и выкручивали её, как грязную тряпку, жёсткое колено раздвигало ноги, и вонючие ладони зажимали рот. Глаза её застлала чёрно-красная пелена.
Очнулась Лёка только тогда, когда в её сознание проник сдавленный хрип: "Не на-до!". Еле разжав пальцы, сведённые судорогой, она выпустила Федьку, и тот, перекатившись на бок и кашляя, начал спешно отползать от неё, всхлипывая и тараща насмерть перепуганные глаза.
Она машинально шагнула к нему, протягивая руку, но он взвыл: "Не подходи!", и тогда она, ничего не пытаясь объяснять, на подгибающихся ногах поплелась в кусты, где её долго и жестоко рвало.
Привкус рвоты она почувствовала на своих губах даже сейчас, и, словно спасаясь от него, опять судорожно зарылась лицом в подушку.