- А ты почему за мной пошла?
Серые прозрачные глаза его вдруг вновь потемнели, брови сдвинулись к переносице, и подбородок упрямо вздёрнулся.
- Ты меня за кого держишь? Ещё не хватало, чтоб девчонка меня защищала! Тоже мне... Иди, у тебя там дела. Я сам доберусь.
- Ты что - псих? - изумилась Лёка.
Она даже не обиделась на "тоже мне", не рассвирепела из-за "девчонки", хотя любой другой пацан за такие слова в её адрес огрёб бы по полной. Глядя в его сердитые глаза, она вдруг чётко осознала его правоту. Оскорбилась бы она на его месте? Ещё как!
Вот только в чём была закавыка - никогда раньше Лёка-Чума не ставила себя на место другого человека.
От замешательства-то она наконец и рассвирепела.
- Знаешь что? Кончай выёживаться и делай, что я говорю! Пошли!
И тут Антон Суворов снова удивил её. Он пристально глядел на неё ещё несколько мгновений, а потом на секунду коснулся её руки и, мимолётно улыбнувшись, искренне проговорил:
- Извини.
***
- Чего у тебя с матерью? - отрывисто спросила Лёка, когда они пересекали горпарк по боковым тропинкам, протоптанным поколениями юных горожан и начинавшимся от дыр в ограде. Тропинки уже кое-где были усыпаны жёлтыми и бурыми листьями вкупе с бутылочными осколками.
Антон тоже задумчиво поглядел себе под ноги:
- Мама? У неё сердце больное. Аритмия, - объяснил он и рассеянно огляделся. - Надо дорогу запомнить. Я не очень хорошо ориентируюсь вообще-то.
- А ты где научился фехтовать? - полюбопытствовала Лёка.
- В секции, - ответил тот так же кратко и снова умолк.
Лёка открыла рот, собираясь задать следующий вопрос, - она терпеть не могла каких бы то ни было непоняток, - но Антон, поколебавшись, продолжил:
- Мне надо было научиться защищаться. Я и научился. Хотя тренер говорил, что у меня с координацией не очень, и близорукость ещё. Но это неважно. Я не соревноваться собирался, а просто драться.
- С кем? - вырвалось у Лёки.
Ещё одна "закавыка" - любимое словечко отца. Отчего-то её заинтересовало, с кем же нужно было драться Антону Суворову.
- Вообще, - неопределённо отозвался тот, исподлобья взглянув на неё.
Лёка остановилась и строго сказала:
- Не темни. Если я конкретно спрашиваю, конкретно и отвечай. У тебя что, были проблемы там, в твоём... Геленджике?
- Были, - конкретно, но очень лаконично ответил Антон и вновь заткнулся.
У Лёки прямо руки зачесались, так захотелось его встряхнуть.
Ладно, не хочет говорить - его дело.
Они вышли за ограду парка и прошли ещё полквартала в сумрачном молчании.
- Извини, - произнёс вдруг Антон, - мне бы не хотелось это обсуждать.
Мальчик-одуванчик!
Сделав вид, что она не слышит, Лёка прибавила шагу, и минут через десять они, слегка запыхавшись, стояли на задворках первой городской больницы - грязно-жёлтого трёхэтажного здания. Почему-то все больницы были именно такими - унылыми и обшарпанными, наверно, чтоб одним своим видом нагонять тоску на пациентов и их родственников.
- Всё. Вон приёмный покой. Двигай, - отчеканила Лёка и повернулась, чтобы уйти. Но помедлила - и не зря.
- Лёка... - сказал Антон почти неслышно. - А ты не сможешь зайти туда со мной? Я... почему-то... - Он осёкся.
"Почему-то боюсь", - вот что он хотел и не мог ей сказать..
Лёка вздохнула и шагнула впереди него к калитке в ограде.
- Вы что, одни с матерью, что ли? - не оборачиваясь, спросила она.
- Ну да, мы с мамой вдвоём, - после паузы отозвался он.
Как прокомментировала бы библиотекарша Ирен, в вопросе и ответе имелась явная "семантическая разница". Лёка хмыкнула и дёрнула на себя тяжёлую дверь приёмного покоя.
Внутри толклось несколько бабулек, а санитарки в будочке не наблюдалось - видимо, она не спеша отправилась разносить болящим очередную порцию пайков от родственников.
В листке с указанием температуры и тяжести состояния пациентов, лежавшем на колченогом столике у окна, фамилию "Суворова" Лёка не нашла и недоумённо повернулась к Антону. Тот, близоруко всмотревшись в листок, облегчённо ткнул пальцем в фамилию "Скворцова":
- Вот, в пятой палате. Состояние удовлетворительное. Температура тридцать семь и два. Врач ей спускаться не разрешает, я звонил, узнавал.
- Ты ей принёс что-нибудь? - хмуро осведомилась Лёка.
Антон кивнул и, поспешно порывшись в своём рюкзаке, извлёк на свет Божий прозрачный пакет с булочкой, шоколадкой "Алёнка" и упаковкой сока "Добрый". Вишнёвого. И ещё книжку Дины Рубиной.
- Больным, наверное, что-нибудь горячее надо, бульон какой-нибудь, - с некоторым сомнением взирая на этот набор, сказала Лёка.
- Мама говорит, что ничего не хочет... - пробормотал Антон. - Что здесь... хорошо кормят.