– Конечно, ты хочешь робота, – настойчиво сказал Каррадо. – Ты всегда хотел робота. Ну же, детка, пойди поиграй со своим милым роботом.
– Я ненавижу роботов! – воскликнул Мори яростно. Он оглянулся на докторов, на серые стены и с вызовом добавил: – Вы слышите меня, вы все? Я их терпеть не могу!
Возникла секундная пауза, а затем начались вопросы.
Примерно через полчаса в комнату вошел робот-регистратор и объявил, что пора закругляться. За эти полчаса Мори бросало то в жар, то в холод, у него перехватывало дыхание от гнева, но все же он вспомнил то, что было забыто целых тринадцать лет назад.
Он ненавидел роботов.
Ничего удивительного не было в том, что в молодости Мори испытывал к роботам отнюдь не лучшие чувства. То был «роботовый бунт» – последний отчаянный протест плоти против железа, битва не на жизнь, а на смерть между человечеством и машинами – его собственным порождением… Битва, так никогда и не произошедшая. Маленький мальчик, ненавидевший роботов, становясь мужчиной, учился работать и жить с ними рука об руку.
Всегда и во все времена конкурент на работу, особенно новичок, ставился вне закона. Конкуренты вытеснялись волнами – ирландцы, негры, евреи, итальянцы; каждая волна загонялась в свое гетто, варилась там и кипела, пока не рождалось на свет поколение, готовое жить с соседями в мире.
Роботы национальности не имели; по крайней мере, с этой стороны их обвинить было не в чем. Схемы с обратной связью, начав с систем наведения ПВО, стали затем расползаться повсюду, обрастая тысячами приводов, рычагов, мощными источниками питания и прочими конструкторскими ухищрениями.
И наступил, наконец, момент, когда на выставке прозвякали первые роботы.
Но они не значили ничего, они лишь мостили дорогу. Сотни и сотни моделей отправились в утиль и на слом, прежде чем десятки других не начали работать всерьез, а потом их вдруг стало много – миллионы, несметные миллионы…
И по-прежнему никто не протестовал.
Потому что роботы приходили, неся с собою дары, и имя дарам было «ИЗОБИЛИЕ».
А со временем даже самые упорные недруги роботов поняли, что время бунтов безнадежно прошло. Изобилие оказалось отличным лекарством. Сперва вы принимаете его с охотой, затем оно слегка приедается, и вы хотите уменьшить дозу, и вот, наконец, вас уже тошнит, но – поздно. Яд проник в организм и отравил его – сразу и навсегда.
Наркоман, который нуждается в ежедневной порции белого порошка, вовсе не ненавидит его, так же, как он ненавидит торговца, который этот порошок продает. И если Мори-мальчишка мог возненавидеть робота, из-за которого он лишился щенка, то Мори-мужчина прекрасно понимал, что на самом деле роботы – его слуги и друзья.
Но в каждом мужчине живет мальчишка, и тот, маленький Мори, так и остался при своем мнении.
Обычно Мори с радостью предвкушал наступление своего единственного рабочего дня, когда он мог сделать что-то полезное, а не просто потреблять, потреблять, потреблять – до одурения. Вот и сегодня он вошел в испытательный зал КПБ (Компания развлечений Брэдмура) с отчетливым ощущением душевного подъема.
Но пока он менял уличную одежду на рабочий халат, в зал вошел Хауленд из отдела комплектации. Вид у него был многозначительный.
– Тебя хотел видеть Уэйнрайт, – прошептал он. – Иди лучше прямо сейчас.
Мори, нервно кивнув, согласился, что – да, так будет лучше.
Кабинет Уэйнрайта был размером с телефонную будку и гол, как антарктический лед. Каждый раз, когда Мори бывал здесь, он чуть не лопался от зависти. Подумать только! Пустой стол – ни часов-календаря, ни диктофонов, ни подставки для карандашей двенадцати цветов…
Он весь сжался и сел, дожидаясь, пока Уэйнрайт закончит телефонный разговор. Мысленно Мори перебирал возможные причины, по которым Уэйнрайт захотел поговорить с ним лично, а не по телефону, или вообще бросить пару фраз, проходя через чертежный зал. Пожалуй, ничего хорошего ждать не приходится, подумал он.
Уэйнрайт опустил трубку, и Мори выпрямился на стуле.
– Вы меня искали? – спросил он.
В современном пышнотелом круглолицем мире Уэйнрайт был аристократически худ. Главный управляющий отделом дизайна и развития КРБ, он обретался в высших сферах зажиточной части общества.
– Искал – это не то слово, – проскрежетал Уэйнрайт. – Черт возьми, Фрай, что вы себе думаете?
– Не понимаю, мистер У-уэйнрайт, – чуть запинаясь, проговорил Мори, вычеркивая из списка возможных причин этого вызова все мало-мальски привлекательные.
Уэйнрайт фыркнул.
– Я догадываюсь, что не понимаете. Но не потому, что вам не было сказано, а потому, что не хотите понять. Это разница. Вспомните, неделю назад я сделал вам выговор. За что?
– За мою потребительскую ведомость. Видите ли, мистер Уэйнрайт, я понимаю, что истратил маловато, но…
– Маловато! Ничего себе! Как вы думаете, что по этому поводу скажет Комиссия? Они получили претензию из Министерства потребления. Естественно, они переслали ее мне. И, естественно, я вызвал к себе вас. Вопрос в том, что вы намерены с этим делать. Боже милостивый! Вы только посмотрите на эти цифры! Одежда – пятьдесят один процент, продукты – шестьдесят семь процентов, развлечения и прием гостей – тридцать процентов! Вы хоть в чем-нибудь за этот месяц истратили свою норму?
Мори с удрученным видом уставился на листок бумаги.
– Видите ли, мистер Уэйнрайт, мы – я и моя жена – как раз вчера вечером обсуждали этот вопрос. Можете мне поверить, мы исправимся. Засучим рукава и… я думаю, все будет нормально, – закончил Мори не очень уверенно.
Уэйнрайт кивнул, и в его голосе появились нотки симпатии.
– Ваша жена. Дочь судьи Элона, не так ли? Хорошая семья. Я много раз встречался со старым Элоном. – Затем он резко добавил: – Ладно, Фрай, я вас предупредил. Меня не волнует, как вы выкрутитесь из этой истории, но я не потерплю, если Комиссия снова мне о ней напомнит, вы поняли?
– Да, сэр!
– Отлично. Вы закончили схему нового К-50?
Мори вспыхнул.
– Почти, сэр! Сегодня я дописываю на ленту первую секцию. Я очень доволен, мистер Уэйнрайт, честно, очень доволен. У меня получилось больше восемнадцати тысяч подвижных элементов, и это без…
– Ладно, ладно, – Уэйнрайт опустил глаза на свой пустынный стол. Возвращайтесь к работе. И исправляйте все остальное. Вы это можете, Фрай. Потребление – долг каждого из нас. Имейте это в виду.
Хауленд встретил Мори в испытательном зале.
– Плохи дела? – сочувственно осведомился он. Мори хмыкнул. Кого-кого, а Хауленда это не касалось.
Он уселся за пульт управления; Хауленд остался стоять за его спиной. Мори изучил матрицу параметров, сверяя их со схемой, затем включил установку и принялся прогонять ленту с тестами. Хауленд хранил молчание. Тесты шли безупречно, без единого сбоя, и Мори позволил себе отойти от пульта и с удовольствием зажечь сигарету. Теперь оставалось только нажать кнопку.
– Давай, жми, – сказал Хауленд. – Ужасно хочется посмотреть.
Мори усмехнулся, затем аккуратным движением вдавил кнопку «ПУСК». На пульте пробежали огоньки, запикал крошечный метроном – и это было все. Мори знал – на другом конце четвертьмильного ангара несколько роботов собирают модель К-50 – новый игровой автомат фирмы КРБ. Но с того места, где находились они, видеть это было нельзя. Мори взглянул на часы и записал в журнал время запуска конвейера. Хауленд быстро перепроверил его программу.
– Все в порядке, – торжественно провозгласил он наконец и с силой хлопнул Мори по спине. – Зови на праздник! Как-никак, твоя первая работа, верно?
– Да, моя первая самостоятельная…
Хауленд уже выуживал из своего стола бутылку, которую держал специально для таких случаев.
– За Мори Фрая! – с чувством воскликнул он. – Нашего великолепного разработчика! Поднимем бокалы за отличного парня!
Мори выпил. Обычно он добросовестно уничтожал минимальную годичную норму выпивки, так что лишняя рюмка погоды не делала. Все хорошо в меру, подумал Мори и почувствовал, как во рту, в горле, в груди разливается тепло, а приятный жидкий огонь начинает тлеть где-то в самой глубине. И когда Хауленд, продолжая расхваливать К-50, предложил выпить еще, Мори – к своему удивлению – не возразил.