— Я был в Или с его преосвященством епископом, — сказал Майкл. — Мы пересматривали все сведения, которые он получил за последние несколько месяцев об оксфордском заговоре.
— Нет никакого заговора, — покачал головой Бартоломью.
Майкл с любопытством взглянул на него.
— Мы тоже пришли к такому заключению, — сказал он. — Здесь не найдется чего-нибудь поесть? Я пропустил обед.
Бартоломью махнул в сторону нескольких хлебных корок, которые он приберег, и кувшина с остатками воды. Майкл взглянул на них с содроганием и продолжил рассказ.
— Я вернулся вчера ночью, а сейчас вечер пятницы. Ты, наверное, в этой злополучной дыре потерял счет времени.
— Ты видел Филиппу? — перебил Бартоломью, вспомнив о причине, которая заставила его отправиться в пансион Бенета.
— Нет, — отозвался Майкл, — зато я видел Жиля Абиньи, и он поведал мне свою историю. Знаешь, он ни в чем не замешан. Я полагаю, ты нечаянно вышел на оксфордский заговор, когда разыскивал сведения о Филиппе. Но я могу с полной уверенностью сказать тебе, что Абиньи с сестрой тут совершенно ни при чем.
— Правда? Тебе не кажется подозрительным это совпадение — все случилось одновременно, пансион Бенета и замешан в заговоре, и служит Абиньи приютом? К тому же принципалом пансиона Бенета был Хью Стэплтон, в доме которого скрывались Жиль и Филиппа.
— Нет, не кажется, — сказал Майкл. — Я понимаю, откуда твои подозрения, но оксфордское дело тянется уже больше года. А Филиппа с Жилем провернули свое дельце за последние несколько недель. И я на твоем месте подозревал бы Жиля, если бы не был уверен, что Хью и Седрик Стэплтон тоже ни в чем не виновны. Хью заподозрил, что в его пансионе что-то затевается, и обратился к епископу. Он посылал доклады обо всем, что происходило, а Седрик продолжил его дело после смерти брата. Хью и Седрик были ненадежными и легкомысленными людьми вроде Жиля, Суинфорду такие не подходили. Их даже не взяли в мнимый комитет представителей пансионов, в котором подвизался твой зять.
— Ты об этом знаешь? — поразился Бартоломью. — Что еще тебе известно?
— Я рассказывал тебе об этом, — с высокомерным видом заметил Майкл, — но ты перебил меня вопросом о Филиппе. Кстати, коль скоро речь зашла о ней: она приняла твое предполагаемое путешествие в Питерборо очень близко к сердцу. Абиньи говорит, она то злится, то горюет и не в состоянии думать ни о чем больше. Как ты мог усомниться в ней, Мэтт?
Бартоломью покачал головой. Выходит, он ошибался и Филиппа с Абиньи ни в чем не виноваты. Раз Филиппа вела себя так, как сказал Майкл, то она не могла знать, что его держат пленником в темнице Стивена. Но это все равно не имеет никакого значения, если планы Суинфорда осуществятся. Больше всего Бартоломью сожалел о том, что не сможет сказать Филиппе о своей ошибке и она будет ненавидеть его за это.
Майкл разжег еще одну лучину, закашлялся, подавившись удушливым сероватым дымом.
— Как я уже сказал, я просматривал донесения, которые епископ получал весь прошлый год. Думаю, теперь я разобрался в том, что происходит, и знаю правду.
— Как же тогда ты попался в руки Суинфорду? — спросил Бартоломью.
— По неосторожности, — сказал Майкл. — Я доложил о своих выводах епископу, он велел мне вернуться в Майкл-хауз и ничего не предпринимать. Но в моих сведениях были кое-какие пробелы, и я не смог сопротивляться искушению восполнить их. Я решил расспросить Барвелла, а потом Стейна. Они, очевидно, что-то заподозрили, и я получил записку от Стэнмора с просьбой зайти к нему. Я пошел, но обнаружил не Освальда, а его младшего брата. Я прикинулся дурачком, стал задавать простодушные вопросы и сделал вид, что убежден в реальности оксфордского заговора, но все было напрасно. Колет и Суинфорд выросли как из-под земли, и меня бросили сюда.
— Записку, — с горечью повторил Бартоломью. — Сколько раз Суинфорд с Колетом воспользовались этой уловкой? Они послали подобную записку сэру Джону и выманили его на встречу, на которой его убили, я получил записку с просьбой прийти к больной, после чего на меня напали, нам с Освальдом передали записки якобы от Эдит, чтобы убрать нас с дороги и дать возможность Суинфорду провести здесь свое собрание.
— Похоже, мы влипли в историю, — сказал Майкл. Его пухлое лицо было серьезным. — Нас убьют?
— Попытаются, — ответил Бартоломью.
Майкл слабо улыбнулся.
— Это им не поможет. Епископу известно все, что известно мне, за исключением твоей роли в этом деле и непричастности Абиньи — об этом я узнал совсем недавно.
— Может, нас спасут? — с надеждой спросил Бартоломью. — Ты сказал кому-нибудь, куда уходишь?
Майкл сокрушенно улыбнулся.
— В записке, которую якобы написал Освальд, меня просили никому не говорить о встрече.
— Но как же епископ? Неужели твое исчезновение не вызовет у него подозрений?
— Без сомнения, вызовет. Но если кто-нибудь из этой шайки не проговорится, что мы здесь, епископ вряд ли наткнется на нас по чистой случайности.
Бартоломью вспомнил хитро замаскированный вход в подземелье и согласился. Стэнмор и Ричард знали о нем, но им и в голову не придет, что Стивен воспользовался им, чтобы заточить их шурина и дядю. Вполне возможно, они не спустятся в подземные кладовые еще долгие годы.
— А ты? — спросил Майкл. — Кинрика не удивит твое неожиданное исчезновение?
— Думаю, если бы удивило, меня бы уже спасли, — сказал Бартоломью. — Он, наверное, считает, что я уехал в Питерборо, ты ведь тоже так подумал. Даже если он что-то и заподозрит, обвинит Освальда, а не Стивена.
Они некоторое время молчали, поглощенные своими мыслями. Лучина в руке Майкла затрещала и погасла.
— Я думал, ты в этом участвуешь, — отстраненно проговорил Майкл, разжигая новую щепку. — Ты разговаривал в саду с Элфритом, но не рассказал мне, что вы обсуждали. После смерти Августа ты долго торчал у него в комнате, и я решил, что ты идешь искать. Уилсон пожелал поговорить с тобой наедине на смертном одре. У тебя не было алиби на то время, когда убили Августа и Пола. И откуда мне было знать, не сам ли ты скатился с лестницы в ту ночь, чтобы ввести нас в заблуждение? Кроме того, ты рылся в моей комнате, и я застал тебя за чтением моей записки к епископу.
— К епископу! — поразился Бартоломью. Так вот кому писал Майкл. Он протянул руку и сжал локоть Майкла. — Я не рылся в твоей комнате. Записка сама упала на пол, когда я открывал дверь, чтобы найти тебя.
— В общем, — сказал Майкл, — временами я был уверен, что убийца — ты, временами колебался. Я ужасно рисковал, когда согласился не рассказывать никому, что ты читал мою записку. Пожалуй, я не смог заставить себя поверить, что ты был способен причинить зло Августу и Полу. К тому же считаю тебя хорошим врачом, и ты не ошибся бы в дозе гнусного зелья, которым опоили коммонеров. Но самое главное — сэр Джон был тебе близким другом, и у меня в голове не укладывалось, чтобы ты мог причинить ему какое-то зло.
— Когда я прочитал ту записку, то решил, что убийцей был ты, — заметил Бартоломью.
— Я? — ужаснулся Майкл. — На каком основании? Я не сделал ровным счетом ничего подозрительного!
— После первого покушения на жизнь Августа ты появился у его двери одним из первых. Элфрит, которого отравили, умер в твоей комнате. И ты в высшей степени странно вел себя над телом Августа. Ты отказался даже взглянуть на него.
— Ах, да, — сказал Майкл, пытаясь разжечь еще одну щепку. — Август.
Он печально покачал головой. Бартоломью ждал продолжения.
— Знаешь, его убили из-за печати сэра Джона. Ты знал о печати? — Бартоломью кивнул, и Майкл продолжал. — Перед смертью Август заявил, что в его комнате были черти. Помнишь? Так вот, перед тем как все это случилось, он рассказал мне, что кто-то попытается убить его. В ту ночь он долго не давал мне уснуть своими россказнями. Потом я решил, что он успокоился, и вышел на кухню перекусить. Через несколько минут он снова завопил. Я бросился на крик, и мы с тобой вдвоем высадили дверь. В комнате было полно дыма, а старик обезумел от страха. Я понял, что я не единственный, кто догадался о том, что комната Августа — единственное место, где сэр Джон мог перед смертью спрятать печать. Ты появился сразу же после меня.