— Я нашел этот рис, — раздраженно повторил Саша. — Еще чего?
— Больше ничего.
Накатывала волна командирского гнева, и Саша, не сдерживаясь, жестко и повелительно предложил младшему по званию:
— Тогда вы свободны, сержант, можете идти.
— Я не сержант. Я — инвалид. — Тихо напомнил Сергей. От этого напоминания нехорошо стало Саше. И он уже попросил, скрывая, что просит:
— Не лезь в мои дела, Серега. Договорились?
— Не договорились. — Сергей поднялся. — Но, в общем, твои дела — это твои дела. Самому делать, самому и отвечать…
— Извини. Я спешу. Меня девушка ждет, — прервал его Саша.
Сергей подошел к нему, взял за плечи.
— Не делай этого. Сашок.
— Что не делать-то? С девушкой в ресторан не идти, что ли?
Рассмотрев сердитые сашины глаза, Сергей засмеялся, ласково толкнул в грудь и решил:
— Ох, и дурачок же ты! Мальчишка! Ну, иди в ресторан. Девушка ждет.
Но сначала он ждал девушку, отутюженный, начищенный, надраенный, при всех регалиях лихой капитан. Он стоял посреди двора и, ожидая Ларису, беспрерывно здоровался со знакомыми. Лариса изредка поглядывала в окно на эту картину, одевалась и причесывалась, не торопясь. Последний раз рассмотрев в зеркале и платье с плечами, и прическу валиком, и себя — хорошенькую, яркую, озорную, — она королевой явила себя двору. И фронтовой принц по достоинству оценил стать и наряд своей королевы.
— Нет слов, — потрясенно произнес он и от избытка чувств ударил себя кулаком в грудь. Ордена и медали зазвенели.
Музыканты истово играли довоенное танго, и однорукий певец вместе с оркестром душевно рассказывал:
Лариса и Саша сидели за отдельным столиком у стены ресторана «Астория» и в ожидании заказа разглядывали танцующих.
— Откуда у людей деньги? — задумчиво полюбопытствовал Саша.
— А у тебя откуда?
— Ну, у меня по случаю.
— И у них, наверное, тоже по случаю.
— Наверное. Только вот вопрос: по какому?
— Ну, хватит, Саня. Скажи мне что-нибудь хорошее!
Саша откинулся в кресле, слегка опустил веки и начал:
Он замолк. Лариса погладила его руку, лежавшую на столе.
— Господи, как хорошо! — И догадалась вдруг. — Это правда, Саня?
— Нет, — Саша помотал головой, засмеялся. — Хотелось бы, но нет.
— И слава Богу, — облегченно решила Лариса. — Я в этом году медицинский уже кончаю. А что ты в мирной жизни делать собираешься?
— Осенью в педагогический поступать буду.
— А не скучно — учителем?
— Ты вон как Пушкина слушала. А пацаны?
Заказ все не несли. Опять заиграл оркестр, и опять танго.
— Потанцуем? — предложила Лариса.
Плотное стадо танцующих прижало их друг к другу, и Саша ощутил рядом с собой женщину, близость которой волновала.
— Нет, все-таки ты мне нравишься, — шепнул он ей на ухо.
А Лариса ответила громко:
— Тебе сейчас каждая баба с титьками нравится. Пошли на место.
У их столика орудовал официант. Они уселись и дождались его ухода. Саша разлил по рюмкам, поднял свою, посмотрел на Ларису сквозь хрусталь и коньяк, сказал примирительно:
— Извини.
Лариса улыбнулась и тоже подняла свою рюмку:
— За тебя, Саня. За голодного кобеля, за мальчишку, с которым прошло мое детство, за солдата, который нас всех спас. За тебя, Саня.
Выпила, сморщилась и с удовольствием стала есть хорошую еду. Молодые, здоровые, вечно полуголодные по военным временам, они жадно насыщались, не стесняясь этого. Вновь пришла музыка, и с музыкой пришел элегантный гражданин, который, склонив перед Ларисой голову, рассеченную косым пробором, обратился к Саше:
— Разрешите пригласить вашу даму на танец?
— Вот как надо! — назидательно сказала Лариса. — Разрешишь?
— Разрешаю, — важно ответил Саша.
Красиво танцевали элегантный гражданин и Лариса. Покуривая, сытый Саша благодушно следил за ними. Рядом поинтересовались:
— Гуляешь, Сашок?
На ларисином стуле сидел мальчик-старичок Семеныч и хихикал. Был он в очень приличной темной тройке, галстуке, брит, мыт, причесан и в обстановке вечернего ресторана вполне мог сойти за пожилого интеллигента.
— Ну-ка, встань, фармазон, — приказал Саша. — На этом месте хороший человек сидит.
По-прежнему улыбаясь, Семеныч послушно встал.
— Коммерцией занялся, и сразу денежки появились. Но торгуешь, ты, Саша, плохо. Разве можно товар за полцены отдавать?
— Тебя рядом не было. А кроме тебя, кто умный совет даст?
— Именно. А почему не было? Прогнал ты меня с рынка. — Семеныч огорчился лицом, осмотрел купеческий блеск зала. — Теперь приходится здесь время проводить.
— Куски подхватываешь?
— Точно сказал — куски. Которые пожирнее. Ну, я пойду, а то вон твою мамзель ведут. Если что у тебя появится, могу способствовать. А найти меня легко: с девяти вечера я всегда здесь.
Семеныч сделал ручкой и удалился. Элегантный мужчина подвел Ларису, подождал, пока она усядется, молча поклонился Саше и отошел.
— Уф, устала! Давай мороженого! — откинувшись в кресле, потребовала Лариса.
Тут же возник официант. Не глядя на него, Саша распорядился:
— Две порции мороженого и счет!
Он не смотрел на официанта, потому что следил, как Семеныч, сунув своему официанту в карман комок денег, направился к выходу.
— И то верно! — поддержала Сашино требование счета Лариса.
— Хорошенького понемножку. Завтра мне ни свет ни заря в Мытищи на неделю. Горшки за вашим братом раненым выносить.
Ресторан провожал их утесовской Улицей:
Они прошагали безмолвный свой двор, вошли в ларисин подъезд и по деревянной лестнице поднялись на второй этаж. Светила синяя маскировочная лампа, и под ее русалочьим светом Лариса, поднявшись на цыпочки, поцеловала Сашу в щеку.
— Спасибо, Саня.
Незамечаемый ими, опершись о косяк, стоял в черном проеме коридорной двери Алик. Он весь вечер ждал Сашу. Ждал, что тот придет, объяснит, и объяснения эти все возвратят на свои места: и его, Алика, обожающее уважение к Саше, и сашину привязанность к нему, и их безмерно откровенные нескончаемые разговоры и общие прекрасные стихи, написанные другими людьми, но объединяющие их души. Он ждал, а в это время Саша с Ларисой в ресторане безмятежно пил водку на ворованные деньги.
— Нашла с кем целоваться, — презрительно сказал Алик.
— Тебя не спросила, — издевательски ответила Лариса и, проскользнув мимо Алика, исчезла во тьме.
— Ты что развонялся, сопляк? — злобно и гадко сказал Саша.
Изменившись в лице, Алик сделал стремительный шаг вперед и ударил Сашу в челюсть правым крюком. Глухо считая ступеньки, Саша скатился на межэтажную площадку, мгновение посидел, ничего не понимая, затем вскочил, рванулся наверх. Но было поздно: отчетливо звякнул наброшенный крючок. Держась за перила, Саша медленно пошел вниз, озабоченно ощупывая челюсть.
У себя в комнате он спустил бумажную светомаскировочную штору и включил свет. Не спеша снял кителек, замечательные свои бриджи и хромовые сапожки. Из вещмешка извлек комплект ха-бе бе-у, яловые сапоги, сильно бывшую в употреблении ушанку. Переодевшись, влез в ловкую телогрейку, перепоясался. Несколько раз подпрыгнул, проверяя себя на стук и бряк. Присел на стул, посидел перед дорогой, встал, выключил электричество и растворился во тьме.