Поэтому, когда к нему ворвался репортер и забегал вокруг стола восклицая:
— Сенсация, сногшибательность, успех!
Он только критически взглянул на посетителя и рассеянно задал вопрос:
— Где это вы сегодня наклюкались?
— Я не пьян, — гордо возразил тот, — а приношу вам золотую россыпь. Завтра же вы будете богаты. Ни одна газета ничего еще не знает!
— Вот как! Что же у вас за новость?
Репортер поколебался, стараясь придать сообщению соответствующую форму, но прежде, чем успел придумать какую-нибудь забористую фразу, у него с языка сорвалось:
— В городе чума!
Редактор спокойно снял с носа очки, протер их, снова надел и только тогда спросил:
— Откуда вы узнали?
Вопрос был трудный. Репортер сделал скромное лицо и многозначительно произнес:
— Этого я не могу вам сказать; но известие безусловно верное.
— В таком случае, не мешайте мне больше работать. В течение последней недели мы опровергали сами себя уже восемь раз. Я не хочу, чтобы это случилось в девятый.
И редактор, повернувшись к столу, погрузился в прерванный пересмотр гранок.
Репортер побегал по комнате, ероша волосы, несколько раз начинал что-то говорить и обрывался, наконец подошел к спинке кресла принципала и, умоляюще глядя на его затылок сказал:
— Михаил Иванович! Ей-Богу, известие верное!
Он даже руку прижал к сердцу, но ответа не было. Редактор читал гранки.
Бедняга снова забегал по комнате. Он чувствовал себя в положении великого изобретателя, столкнувшегося с людского косностью.
— Михаил Иванович! Вопрос об источнике известия затрагивает честь женщины. Судите сами, могу ли я как джентльмен…
— Значит, известие исходит от женщины! Ну, в таком случае я его уж наверное не напечатаю!
Сломленный этим упорством, доведенный до отчаяния, репортер наконец сдался. Для него ведь было немыслимо не воспользоваться добытым известием.
Он сел около стола и начал:
— Михаил Иванович! Я люблю жену лаборанта X. Она меня тоже любит. И вот сегодня….
Не будем передавать романическое повествование сотрудника «Вечерней почты». Скажем только, что оно заставило редактора отнестись вполне серьезно к принесенному известию.
Он откинулся на спинку стула и долго что-то обдумывал. Наконец вымолвил:
— И все-таки этого нельзя напечатать. С такими известиями нужно обращаться крайне осторожно. Разве спросить разрешения?
Репортер отозвался:
— Чего же просить разрешения? Ведь я же говорю, что решено пока хранить в тайне.
— Ну вот, так если напечатаем, они и запретят газету. А то, еще хуже, — штраф наложат.
— Но ведь была бы страшная розница!
— Что ж розница, коли потом запретят!
Последовало тяжелое молчание. Прервал его репортер.
— Михаил Иванович.
— Что?
— У вас какой тираж?
— Сами знаете. Не всегда пять тысяч наберется. Едва дышим.
Опять молчание. Потом снова:
— Михаил Иванович!
— Что?
— Имеете вы доход от газеты?
— Что вы глупости спрашиваете? Геморрой насидел на этом кресле, да ревматизм получил, когда был в тюрьме. Вот и весь мой доход.
Молчание.
— Михаил Иванович! Плюньте вы на запрещение. Пускай закроют; зато завтра будет тридцать тысяч розницы.
— Как же мне плевать на запрещение? Что же я тогда буду делать?
— Так ведь вы от газеты все равно ничего не имеете, а тут по крайней мере деньгу зашибете. Потом можно открыть «Утреннюю почту», если запретят «Вечернюю».
Редактор, видимо, был поражен целесообразностью этой идеи. Но он еще колебался и искал возражений.
— А если наложат штраф?
— Ну что же? Деньжонки спрячете в верное место, а сами отправитесь посидеть за неуплату. Что ж особенного посидеть в тюрьме? По крайней мере, ни кредиторы, ни полиция не будут тревожить. Отдохнете немного!
Перед репортером, приходившим в отчаяние при мысли, что новость пропадет задаром, теперь засияла надежда. Редактор опустил голову на грудь и сидел в задумчивости. Слышно было только, как он пробормотал:
— Отдохнуть!… это хорошо.
Наконец поднял голову и решительно вымолвил:
— Хорошо. Я согласен. Пишите заметку!
При этом он встал, указывая репортеру на свое кресло.
Тому первый раз в жизни выпала честь писать за редакторским столом.
Он схватил бумагу, перо, но прежде, чем приступить к работе, воскликнул:
— Михаил Иванович! А ведь я правду говорил, что такая новость — золотые россыпи!
Редактор только пожал плечами. Он сам не знал — совершает ли большую глупость или поступает очень умно.