— Это ваша работа? — злым голосом переспросил Зверев. — Наших беженцев вы убили?
— Скажем, мы предложили им перейти на нашу сторону. Они не согласились ну и… сами понимаете.
— Вы совсем страх и совесть потеряли, — в душе Мочалова начала нарастать ярость. — В нынешних условиях нет, чтобы сплотиться просто как выжившие… нет, вы снова начали делить портфели у руля власти. Вы скатились до геноцида своего народа, деля его по религиозному признаку!
— Всё сказали? — усмехнулся Дергачёв. — Пар выпустили? Тогда даю вам двенадцать часов, чтобы уйти из анклава и заодно составить подробную инструкцию по изготовлению лекарства, иначе мы догоним вас и… сами понимаете. Кстати, господин Белов передал через нашего посыльного информацию для американцев — ваши коды доступа к их оборонным объектам теперь не работают, а доступ к американской спутниковой системе аннулирован. Теперь вы понимаете, что слепы и малоэффективны? Для Зверева — из ваших беженцев у нас в заложниках остались примерно полста детей. Вы же не хотите их смерти? Тогда будьте любезны — не лезьте в поддержку анклава этих нехристей с воздуха.
— А где гарантия того, что дети будут освобождены? — угрюмо спросил подполковник.
— Вам придётся поверить мне на слово, — насмешливо проговорил Антон. — Выхода у вас всё равно нет.
— Есть у меня хороший друг за Уралом, стратег, — «металлическим» голосом проговорил Зверев. — И если я узнаю, что дети погибли, будет вашей Москве ядерный удар. Я тебе клянусь, ублюдок! Слышишь?!
— А вот это вы зря, подполковник. Ещё один такой сердитый спич и детям уже никто не поможет.
— Докажите нам, что дети живы, — к Мочалову вернулся здравый смысл.
— Ничего я никому доказывать не буду! — вскипел Дергачёв. — Вас, нехристей, давно надо было зачистить, но нет! Всё миндальничаем с вами. Короче, хотите верьте, хотите — нет, но если анклаву нехристей будет оказана воздушная поддержка истребителями или бомбардировщиками… ну, во-первых, у нас есть «Иглы», а во-вторых, у лётчиков не останется даже призрачной надежды на спасение своих детей. Я понятно объясняю?
— Если бы дети были живы, ты, тварь, привёл бы кого-то из них к радиостанции и дал пообщаться со Зверевым!
— Вы очень умный человек, Сергей Иванович, но я не буду поддаваться на ваши провокации. Если летуны хотят иметь даже призрачную надежду, они не будут поддерживать вас. Иначе подполковник Зверев возьмёт грех на душу. Или не возьмёте, подполковник?
— Пока я не услышу голос кого-то из детей, буду считать их всех погибшими.
— А у вас есть душа, подполковник? Или вы как те нехристи, не желающие принять нашу веру и помочь нам стать господами всего мира?
— Какая же ты мразь!
— Ой, ли? Это вы, нехристи, забыли о власти божьей и его каре за ослушание! Кстати! Ещё одна новость для анклава нехристей — в вашу сторону, с востока, как мне только что сообщили, движется бо-о-ольшая колонна заражённых. Ну, порядка двух тысяч особей. Правда, хорошая новость? Расчётное время подхода — утро. Завтрашнее утро. Только не спрашивайте, как мы их заставили — это наш большой-большой секрет. И выходит, Сергей Иванович, что для бегства пути нет! Вы же не всех успели привить своим чудо-лекарством? Подполковник Белов и это нам сообщил, а также то, что и горючки для танков и машин у вас почти не осталось. Какая приятная для нас неожиданность! В общем, лучше сдавайтесь, ведь у вас больше не осталось выбора, не так ли?
— Остался! — возразил ему Мочалов. — Даже если тебя съели, у тебя ДВА выхода! И наш второй выход — это бой с вами! Пусть мы все поляжем, но и вас с собою захватим! И запомните — ещё ничего не решено! Конец связи!
— Серёжа! Детей уже не вернуть, даже если они сейчас живы, эти помешанные их не отпустят! Падаль! Я возьму на себя грех! Слышишь, падла! Я. Возьму. На себя. Этот. Грех. Но, мля, я сравняю с землёй всю вашу долбаную армию педерастов! Я подниму в воздух ВСЕ наши самолёты и сожгу их термобарической смесью или нашинкую «кассетами»! Будьте вы прокляты, мерзкие фанатики!