Голова немедленно закружилась.
Пока Бровь восстанавливала душевное и физическое равновесие, тавр водрузил тело на койку, передал служебную записку и пробирку (и когда он её сцапать успел?) отзванивающемуся и истаял, покинув подопечную на произвол судьбы.
Отзванивающийся обернулся и, зажимая трубку плечом, приветливо и без удивления помахал Брови, ввиду чего она испытала беспрецедентное облегчение.
Всё-таки не совсем на произвол.
В разрисованной комнате находился Дима — друг Ройша из Медицинского Корпуса и первый человек за сегодняшний день, с которым можно было поговорить на ты. Кроме Гошки-Александра, разумеется.
Тяжка участь того, кто общается с людьми вне своей возрастной категории.
Тяжка участь главной героини шпионского романа.
Дима же, хоть и был ровесником Ройша, медиком, условно серьёзным человеком в очках и при галстуке, всё равно неисправимо вызывал желание подкрасться сзади и хлопнуть его по спине подтяжками. Теми самыми, мимо которых ходишь в магазине и недоумеваешь, кто же может это купить. Да даже взять бесплатно. Да даже если очень попросят.
Бровь ничего не имела против лилового цвета, но это ж надо — отыскать такой мерзостный оттенок.
Лиловые подтяжки изящным завитком подчёркивали тот факт, что со спины Дима смутно напоминал Габриэля Евгеньевича — беспроглядно-чёрные и не лишённые седины (это в тридцать-то лет!) волосы делали своё дело.
В рамках шпионского романа они просто обязаны переодеваться друг в друга.
— Я так понимаю, всё прошло успешно и Габриэль Евгеньевич решил-таки скончаться, не вынеся бури страстей? — известив, по всей видимости, Лария Валерьевича об успехе тавра-таксиста в доставке объектов в Порт, Дима изучил пробирку на свет и небрежно шмякнул её на стол. Пробирка угрожающе покатилась и застыла неподалёку от края.
— Не вынеся удара. Кулаком Максима Аркадьевича. — Бровь опасливо покосилась на пробирку. — Так что, это и есть оно?
— Оно?
— Ну, вирус. Страшная зараза, которую мне так важно было перехватить.
— А!— Дима отправился изучить масштаб разрушений заведующего кафедрой истории науки и техники. — Я уж подумал, ты про сложные отношения верхушки преподавательского состава. Нет, в пробирке явно не вирус — скорее, продукты его распада. Второй или третьей стадии, не знаю. Оно и разумно: доверять тебе настоящую заразу с их стороны было бы как-то уж слишком. А так — обнаружить следы и доказать твою причастность было бы можно, а если бы ты, например, пробирку где-нибудь разбила, ничего смертельного бы не случилось.
Какое жестокое разочарование.
— Это ты на глаз определил?
Дима, всё ещё осматривавший Габриэля Евгеньевича с удручающе профессиональным равнодушием, пожал плечами.
— Попробуй догадаться, сколько я видел этого вируса в своей жизни, — он пристроил голову завкафа пофотогеничнее, запахнул его плащ и потянулся. — И потом, подумай сама. Следы заражения в унитазе Ройша — это, конечно, чудесно, но основная программа Бедроградской гэбни всё-таки состояла в том, чтобы вылить вирус в ныне объединённые канализацию и трубопровод. Чтобы в итоге зараза пошла из кранов. А для этого, — Дима нравоучительно воздел палец, — со стороны заразы было бы крайне мило быть незаметной. Например, прозрачной.
Объединённые канализация и трубопровод — это… действительно злодейски со стороны Бедроградской гэбни.
Хотя там, наверное, стоят какие-нибудь фильтры.
И всё же, всё же.
— Значит, не вирус, — Бровь поискала глазами, куда бы сесть, но единственным вариантом оказалось тело Габриэля Евгеньевича, — и не только это пошло не совсем так. Ещё, например, я не включила диктофон. То есть включила, но не то. Не спрашивай.
Да, ей стыдно.
Надо как-нибудь ненавязчиво переключить диалог на что-нибудь менее печальное.
Или более!
— Зато, — кого там интересовали сложные отношения преподавательской верхушки? — я узнала страшную тайну и готова ей с тобой поделиться. Габриэль Евгеньевич носит очки с простыми стёклами.
Бровь, конечно, дала внутреннюю клятву не раскрывать этого никому, но Диме-то можно. Он вон тоже делился с ней своими кошмарными секретами — например, что его первым проектом в Медицинском Корпусе было создание какой-то штуки, которую можно намазать на корни волос, чтобы те временно перестали расти. Изобрёл он эту штуку исключительно для того, чтобы легко и удобно поддерживать у себя трёхдневную щетину.