— Устыдись! Турция-Греция — демократическое государство, — похлопал его по плечу Святотатыч-младший, — так что ты либо древний турецкий царь, либо обычный древнегреческий пиздобол, то есть аристократ.
— Ложь, — Дима замахал веригами, — я молод, современен и хорош собой. Потому и в изгнании.
Судя по разбросанным по всему столу картам, в разрисованном притоне велась азартная игра на раздевание Габриэля Евгеньевича. Судя по количеству валяющихся по полу бутылок, успешно.
Достаточно успешно, чтобы счёт записывался на обороте служебной записки, а пробирка с продуктами разложения второй или третьей стадии служила в качестве пресс-папье и была трогательно наряжена чьим-то кольцом. Интересно, чьим? Точно не габриэль-евгеньевичевским, он бы никогда не стал носить нечто столь задрипанное, пусть и серебряное, пусть даже с чёрным треугольным камнем.
Хмуро подпиравший стену Максим (Аркадьевич) созерцал всё это без ожидаемой боли. Будучи апологетом неподражаемого стиля Университета, он, наверное, в глубине души чувствовал себя как дома. И, наверное, завидовал. Этим-то двум типам самое время подружиться на почве недавнего прибытия, надраться и горя не знать, а у Университета — то есть во многом лично у Максима (Аркадьевича) — Большая Политика.
Так оно всегда и бывает. Пока ничего (или почти ничего) не ведающие смертные раздевают завкафов и носят вериги, кому-то надо вершить судьбы мира. Кому-то надо говорить с Александрами и забывать включать диктофоны, чтобы потом подвергнуться смертельной опасности и расхохотаться ей в лицо.
И пусть это не будет опасность повторной дачи показаний.
— Господин Главнокомандующий, получите из рук в руки, — Святотатыч ткнул листы с сочинением на условно вольную тему в руки Брови, а её саму — в руки к Максиму (Аркадьевичу). — Что же касается оригинала записи, которую вы тут обсуждали на весь этаж, в Университет ей пока рановато. Всё равно никакого юридического веса она не имеет. И хранится, разумеется, не здесь. Ходить далеко.
— Оригинал записи может потребоваться в течение суток, — не забыв ободряюще улыбнуться Брови, Максим (Аркадьевич) снова нахмурился. — Я отвезу Бровь и Габриэля Евгеньевича по домам, к ночи вернусь на кафедру. Тогда и отправим запрос на расследование. А как работают лица более высокого уровня доступа, вы знаете — может понадобиться любая информация. Не хотелось бы ездить за ней в Порт. Вам же не меньше нашего дорого представление о Порте как о нейтральной территории, а что и где хранится, они легко узнают.
— Ну, это только если их не прирежут прямо за воротами, когда сунутся узнавать. Порт — нейтральная территория вообще во всех отношениях. Портовая гэбня контролирует Порт, а не портовое население с портовыми ножами.
От окна повеяло замогильным хладом.
Дима и Святотатыч-младший, прервавшие было свои забавы, чтобы послушать серьёзные разговоры, вернулись к картам. Поразмыслив немного, крыса Габриэль Евгеньевич лихо соскочила со святотатычева плеча и присоединилась к ним.
Максим (Аркадьевич) отклеился от стены.
— Понимаю. В любом случае, спасибо, — он покосился на картёжников, — от лица Университета.
Картёжники синхронно кивнули, не отрываясь от своего судьбоносно важного занятия. Святотатыч задумчиво почесал серьгу.
Серьга бренькнула.
— Звони, если таки понадобится. Переправим запись за час своими силами.
Кажется, всеобщие мир и согласие были наконец-то достигнуты. Максим (Аркадьевич) уже почти протянул Святотатычу руку на прощание, когда крыса Габриэль Евгеньевич решила, что слишком долго таилась в тени, и вернула себе свет софитов. Умело вцепившись зубами в салфетку, она схватила пробирку с продуктами разложения и всё так же лихо сиганула со стола. Если бы не кольцо, которым её давеча принарядили, тут бы и закончилась жизнь потом и коньяком добытой пробирки, поскольку ничем больше салфетка к ней не крепилась.
— Вирус! — возопил Максим (Аркадьевич) и ринулся в погоню.
— Не вирус, а… кольцо! — Дима бросился следом, и уже с лестницы донеслось: — Мы не закончили его разыгрывать! Не пытайся править моей судьбой, четвероногое!
Далее раздался грохот.
Возможно, бегать по лестницам в тюрбане — не лучшая охотничья стратегия.
Святотатыч посмотрел на Святотатыча-младшего с непроницаемым лицом — настолько непроницаемым, что Бровь немедленно заподозрила его тайный умысел и участие в произошедшем. Крысы, например, бывают дрессированными.
— Сын мой, — услышав обращение, Святотатыч-младший подпрыгнул и обернулся к названому отцу с глубокими сомнениями на лице. Удовлетворённый эффектом, тот продолжил, — не хочешь приобщиться к прекрасному?