Короче, долой изоляционизм, даёшь дружбу и всероссийскую синхронизацию.
Как будто это кому-то поможет, если рыба была гнилой с самого начала.
Гошка закинул рюкзак на плечо и осмотрел стол с катушкой и кобурой (у него есть свой пистолет, уже не табельный, шаман же грозил кислотной слюной — вот и прислали обратно со сбитым номером, Университет доигрывает спектакли до конца и не забывает о том, что во Всероссийском Соседстве трудно достать оружие). Осмотрел потемневший экран, серый потолок, простой паркетный пол, диван на четверых во вроде как личном кабинете, поредевшие полки.
Всё на своих местах, никаких сантиментов в адрес квадратных метров, пусть даже они успели стать куда более родными, чем имеющаяся где-то в Бедрограде квартира.
В Столицу уезжают с вокзала в Старом городе, а до вокзала добираются на автопоезде — такси он не водит, третьему лицу не доверит, а Бахта — голова гэбни.
Правильно, хорошо работающей гэбни, которая быстро оправилась от всех потрясений и уже почти привела город в порядок.
Гэбни, в работоспособности которой Гошка убедился лишних сорок восемь раз перед тем, как выйти из кабинета.
Отчасти дело, конечно, в том, что некоторые ошибки не прощают. Гошку переиграл Университет, из-за чего всё покатилось под откос, и сколько бы оно ни выравнивалось — некоторые ошибки не прощают. Гошка предпочёл бы, чтобы его гэбня об истории с шаманом вовсе не знала, Гошка отмалчивался до последнего (может, это и оказалось последним маленьким гвоздиком в крышку гроба психического здоровья миленького?).
Отмалчивался, чтобы не начали отговаривать.
Потому что на самом деле соль, разумеется, не в этом. Просто госслужба — это херово призвание, и нельзя просиживать форменные брюки или даже полировать табельное оружие в гэбне, если ты не любишь само государство. Нельзя, потому что слишком просто задурить собственную голову и искренне уверовать в то, что ты печёшься о вверенном тебе городе.
Если правда печёшься, если правда хочешь, чтобы людям было лучше жить, стоит задуматься о том, с какого хера ты ставишь знак равенства между «лучше» и «как придумало Бюро Патентов».
Это государство было создано странными людьми со странными целями, и награждают здесь не умных и смелых, а хитрых и пронырливых. В этом государстве между двумя уровнями доступа — пропасть, зияющая дыра, которую не заполнить никакими молитвами и прочей мистической поебенью. В этом государстве тот, кто выше, получает от работы вагон удовольствия, а тот, кто ниже, просто не думает о том, кто выше.
Ведь думать вредно.
Всем, от мала до велика.
Мы живём в прекрасном мире и в прекрасной стране, на которой выросли паразитические надстройки, перебирающие длинными пальцами, стравливающие хороших, в общем-то, людей ради собственной потехи, ставящие свои извращённые эстетические предпочтения выше любого здравого смысла. Способные простить склад смертельного вируса и лишить уровня доступа за несвоевременную болезнь.
Держащих каждого херова нормального человека даже не в постоянном страхе — в постоянной невесомости.
Как можно двигаться вверх, если под ногами нет почвы?
Юный Молевич с его контрреволюционным движением был на удивление прав. Ему не хватило мозгов, таланта и удачи, поскольку личные проблемы всю жизнь застилали глаза, но по сути он был на удивление прав.
Университет с его вечным балаганом нашёл свой способ жить не по-фаланговски.
Гошка так не умеет.
У Гошки броская внешность, медальон на шее, который так легко опознать, а теперь ещё и две дырки в правой руке — та ещё особая примета. Гошка по-прежнему любит Бахту и Соция, Гошка по-прежнему любит институт гэбен. Не любит он всё то, что мешает этому институту работать по-человечески.
Гошка хочет жить в стране, где можно не только думать, но и знать, что думают о тебе.