Какая жалость, что любезный заботливый Шапка, привыкший к подпискам о неразглашении, запросам на разрешение и сложностям при выбивании права проводить эксперименты на людях, об этом не подумал. Впору разрыдаться.
— Не договаривались так не договаривались. Не о вирусе речь, а о том, что если бы Бедроградской гэбне зачем-нибудь потребовалось больше лекарства — ну или вируса — чем ты дал, вряд ли это стало бы большой проблемой.
— Тебе не понят’. Без формулы можно разве что… — начал было Шапка и осёкся, посмотрел на младшего служащего Скворцова озадаченно, как будто только что его увидел.
Здравствуйте.
— Не понять, не понять, — махнул рукой Гошка, — я сюда не за высокотеоретическими дискуссиями явился. Мы занимались тем, что ты рассказывал мне всё, что может поспособствовать поискам Андрея.
Шапка молчал, визуально изучая рост, вес и прочие параметры собеседника. Да-да, Гошка в курсе, что он неотразим, но сейчас это, право, неуместно.
— Ты чего-то опять не догоняешь, кажется, — он нагнулся вперёд и изобразил проникновенность. — Все ваши предыстории крайне трогательны, но не ебут ни меня, ни Бедроградскую гэбню. А ебёт нас один простой вопрос: куда делся Андрей. И пока что ты по-прежнему последний человек, который с ним разговаривал. А значит, главный подозреваемый, и тебе отвечать за его судьбу.
— Ты неумный и впереди коня бежишь, — гулко отозвался Шапка. — Ещё раз объясняю: весной я сделал Андрею один вирус, он Андрею не подошёл. Потом я для Андрея не работал, пока в июне он не передал мне сырьё. Из этого сырья я сделал вирус, который подошёл, и пятнадцат’ литров лекарства к нему. Андрей расплатился. Вчера он приехал спрашиват’, могу ли я сделат’ из этого сырья ещё один вирус.
— Вот заладил-то: сырьё, сырьё. Ну сырьё и сырьё, это важно, что ли?
— Это самое важное, — Шапка кивнул каким-то своим мыслям. — Ты не медик, но ты хот’ знаешь, что степную чуму до сих пор не лечат?
Степную —
Кто-то тут чего-то опять не догоняет, кажется.
— Да, — педагогическим тоном, по слогам ответил Гошка, — только речь ведь идёт не о ней.
— Её потому не лечат, — невозмутимо продолжил Шапка, — что в Медкорпус ещё ни разу не попадал образец вируса степной чумы не на поздних стадиях. Он очень быстро развивается. Стадий около сотни. По поздним ничего не понятно даже с нашим уровнем медицины. Чтобы найти лекарство, нужен образец на ранней, а его нет. В 18-м году изолятор с больными сгорел случайно, пожарная безопасност’ подвела. Следующие две вспышки огнём гасили намеренно — слишком страшная болезн’, чтобы рисковат’. В последний раз хотели рискнут’, но вмешалис’ фаланги. Так и нет нужных образцов.
Если бы Гошка не был уверен в обратном, он предположил бы, что Шапку обучали поведению на допросе. Потрясающее количество бессмысленной информации, которой наверняка можно было бы запудрить мозги настоящему младшему служащему.
Вот поэтому и приходится столько работы делать самому.
— Невероятно ценная информация, — не удержался он, — очень полезная и имеет отношение к делу. Ты издеваешься?
— Опят’ вперёд коня помчался. Сырьё, которое я получил от Андрея — это то, из чего в естественных условиях и берётся степная чума. Скорее всего. Так оно или нет, я разобрат’ся не успел, но и это не стол’ важно. Важно, что в Андреевом сырье — первые попавшие в руки медиков образцы вируса вне клеток. В неактивной фазе. Медицинская гэбня за такое хот’ вес’ Корпус продаст, если узнает. Из сырья я сделал родственный штамм для контролируемого заражения — проще, безопасней, но родственный. — Шапка поднял глаза. — Вчера он просил саму степную чуму.
Гошка медленно затянулся: тавру не стоит видеть никакой чересчур бурной реакции.
Каковы факты?
Вирус, который они запустили в Бедрограде, родственен степной чуме.
У Андрея откуда-то есть её образцы.
Андрей возжелал её саму.
И пропал.
Это всё — если Шапка не врёт, разумеется.
Степная чума — это и правда важно. Простой народ боится её, как лешего; медики за ней исступлённо гоняются вот уже сколько лет. Опасна она или нет — похер, а вот как на эти ключевые слова реагируют различные слои населения — имеет значение.
Из-за конфликтов на высоких уровнях доступа Андрея когда-то не взяли в Медицинскую гэбню. Если бы он сейчас вернулся туда со степной чумой в кулаке, никто бы не вспомнил дурного.