— Следов спермы не было.
— А значит, это мог быть извращенец, который перестал пялиться. Нужно было бы прогуляться по борделям и поспрашивать о клиентах, которые любят рассматривать. Нужно было бы прижать тех, кто распространяет бесстыдные фильмы. Этот ублюдок, должно быть, очень любил их смотреть. Хотите, я займусь этим?
— Их опекал какой-то сутенер? — Мюльхауз сделал вид, что не слышит вопроса Мока, и смотрел, как Элерс оттискивает на стеклянных пластинах оттиски пальцев покойной.
— Плохое слово. Они никого не опекают. Держу пари, что их сутенер уже сбежал из Бреслау. — Кровь прилила Моку к лицу. — Эти канальи никого не опекают, не ведут своих девушек к врачу, не проверяют, с каким клиентом они сошлись, даже когда спрашивают подопечных: «как дела?», хотят услышать, сколько клиентов они обслужили. Сутенер — паразит, раковый нарост, сифилитическая язва.
— Вы любите проституток, да, Мок? — Мюльхауз нагнулся и открыл дверцу печи, чтобы выбить туда трубку. — У вас к ним теплое отношение, а я бы даже сказал, что вы их уважаете. Вы обнимаете их, гладите по голове, да, Мок?
— Откуда вы это знаете?
— У меня есть свои осведомители, — ответил Мюльхауз, а затем покровительственный тон сменился на спокойный и сдержанный. — У вас нет холодного взгляда следователя-криминолога. Если бы вы встретили этого извращенца, разорвали бы его на части. А мне не нужен у себя хищник. — Мюльхауз вздохнул и отворил дверь из комнаты. — Жаль. Благодарю вас, господин надвахмистр, за приход и за мнение о преступнике. Сейчас вы их не опознали. Трудно. Это было нелегко, я знаю. У них нет никаких особых признаков, шрамов, татуировок и так далее. Сегодня вечером снимки оттисков пальцев будут лежать на вашем столе. Пожалуйста, сравните их в понедельник с архивом отдела нравов. Прошу идентифицировать этих женщин, Мок. Есть в полиции и силезском правительстве люди, которые заявляют, что случилось с ними то, что они заслужили. Я не принадлежу к этим людям. Для меня они так же важны, как и убитая императрица. А для вас? Благодарю. До свидания, Мок.
Мок не ответил. Он стоял и смотрел на действия Элерса. Фотограф подошел к одной из женщин и провел пальцем по ее верхней губе. Этот жест был почти ласковым. Моку стало плохо.
— Спасибо, Мок! — Мюльхауз повысил голос. — До свидания!
— Уходи, Эби! — спокойно сказал Элерс. — Сейчас будет кое-что не по твоим нервам. Я думаю, ты сегодня слишком чувствителен.
— Делай свое, Гельмут, — холодный тон Мока был настолько впечатляющим, что фотограф даже не отреагировал гневно, когда услышал этот приказ от полицейского, равного ему по званию. — А я посмотрю, хорошо ли у тебя дела.
Элерс посмотрел на Мюльхауза, а тот после короткого колебания кивнул голову. Фотограф приподнял верхнюю губу одной из девушек. Глазам полицейских показались сильное покраснение десен. Однако оно не было — как подумал Мок на долю секунды — покраснением от частого втирания кокаина. Они были покрыты запекшейся кровью. Среди нее поблескивала белая кость с неровными краями, обрамленная красной мякотью. Мок почувствовал, как перед его глазами расплывается картина. Он прищурил веки и склонился над лицом убитой. Элерс свободной рукой высвободил спусковой шланг, и блеснула магнезия. Теперь в ее блеске Мок удостоверился, что ничего ему не привиделось. У девушки были сломаны два зуба. Две единицы.
Мок оттолкнул фотографа и подскочил ко второй убитой. Он обнажил ее десны. Одна из верхних единиц была сломана рядом близко от десны. Вторая лишь слегка надкололась. Затем он увидел лежащие на столе щипцы, посыпанные дактилоскопическим порошком. Большие, острые, покрытые кровью клещи, которыми можно было перерезать толстую проволоку. Или сломать зуб.
Мок услышал треск ломающихся костей, увидел кровь, заливающую десны, увидел боль и отчаяние в глазах женщин. В глазах, которые совсем недавно были блестящими, вызывающими, затуманенными от наслаждения. Теперь на них опускались опухшие веки. Он медленно повернулся в сторону выхода, решительным движением отодвинул Элерса и резко бросился к двери. Там он наткнулся на препятствие. В них стоял мощный дежурный, который был ранее в прихожей и указывал Моку путь в кабинет советника Шольца.
— Отойдите, пожалуйста, — сказал Мок сквозь стиснутые зубы.
— Успокойтесь, Мок, и оставьте нас одних! — Мюльхауз снова повысил голос. — Дежурный Дестельман вас проводит. — Дежурный, дайте какой-нибудь плащ или фартук господину надвахмистру! Порвались его брюки.
— Пусти меня! — Под натянутой кожей лица Мока зашевелились узлы челюстей.