— Откуда он узнал, что это были проститутки? — перебил Мок.
— Он заметил, что на них не было трусов. А какой-то друг сказал ему, что проститутки не носят трусов. Мальчик спустился этажом ниже и остановился. Он слышал, как женщины звонили советнику Шольцу. Дверь отворилась, и юнец услышал хриплый мужской голос: «Хорошо, что вы здесь, куколки». Вот что сказал убийца. Мальчик побежал к своему отцу, сторожу, который пил пиво в какой-то соседней забегаловке. Сторож проигнорировал рассказ сына. Только через несколько часов он отправился к советнику Шольцу. Никто не открывал. Сторож открыл дверь запасным ключом и вошел. В квартире он застал два трупа, задушенных ремнем от брюк, и посапывающего хозяина. Вот и все. Navigare necesse est. Но не для вас.
— Я не видел ни одного ремня от брюк…
— Его прибрал Элерс, чтобы отправить его в криминалистическую лабораторию в Берлин, и его уже не было, когда вы пришли…
Дорожка остановилась на Плессерштрассе. Мок отдал плащ Мюльхаузу и спустился на землю. Взгляд Мока скользил по стене дома, по старой и пустой витрине мясной лавки, которую вел дядя, а после его смерти был квартирой Виллибальда Мока и его сына Эберхарда, проскользнул по арочному проходу, в котором несколько детей играли с маленьким песиком, по натянутой накидке пролетки и остановился на столь же натянутом лице Мюльхауза.
— Я знаю, что вас ломает, господин советник, — сказал он с иронической улыбкой. — Чтобы я спросил вас об экзамене, который я не сдал. Я вижу, что вы горите, чтобы смешать меня с грязью. Вы хотите компенсировать свою злость тем, что вам пришлось везти меня через весь город и что вы поздно вернетесь домой, не так ли? А я просто скажу вам «спасибо». За то, что отвезли меня домой, и за то, что показали мне, что я не гожусь ни на что, кроме как переписывать шлюх. Благодарю вас за любезность и за урок, который отлично показал мне полицейскую кастовую систему.
— Это не потому, что ты не сдал экзамен в криминальную полицию, — Мюльхауз положил руки ему на плечи, — что ты набросился на старика. Я бы и сам с удовольствием, говоря по-твоему, ударил его. Это не потому, что ты проявил симпатию к несчастным задушенным девушкам. Послушайте меня внимательно. — Он крепче сжал плечи Мока. — В нашей работе потерпевший — это отправная точка, преступник — точка достижения. Это два берега большой реки. Чтобы добраться до убийцы, нужно оставить обязательно берег, на котором плачет потерпевший или его близкие. Вы должны потерять этот берег из виду. А вы не можете выплыть на широкие воды, вы не можете не оглядываться назад. Поэтому вы никогда не будете хорошим следователем. Среди нас нет Орфеев. Пожалуйста, поймите одну вещь. Работа следователя — великое одиночество.
— А вы не любили этих несчастных девушек? — выдохнул из себя Мок.
— Я не люблю людей, — ответил Мюльхауз, — никого. Даже вас.
Бреслау, суббота 30 июня 1923 года, половина девятого вечера
Мало кто в Бреслау испытывал к шестидесятилетней Эльзе Верманн более теплые чувства. Ее только терпели и временами ее боялись. Она вызывала противоречивые реакции, как ведьма, обладающая чарами, которая в один миг из приличной бабушки могла превратиться в гарпию. Ее презирали и ее боялись, потому что знали сокровенные тайны — как портье в дешевой гостинице на час, которому со страхом, презрением и с закрытым лицом бросают пару грошей и украдкой сбегают из грязного номера, бывшего еще минуту назад садом наслаждений. Она знала человеческие слабости, потому что с этих слабостей жила. Наиболее распространенной из них была — как ее госпожа Верманн называла сама для себя, «слабость подбрюшья». Это она велела замужним дамам ограждаться от приличного общества вуалью и падать в объятия различных франтов, это она вызывала, что серьезные отцы семейств сходили с ума ради танцовщиц с разных тингель-танглей[14] или, повязав лица шарфами, как преступники с Дикого Запада, входили в более глубокие круги ада закрытых клубов, где ждали их распутницы или — что еще хуже — дети, извращенцы или переодетые. Эльза Верманн позволяла им наслаждаться в их объятиях. Она принимала заказы и предложения. Она встречала на своем пороге мужчин в масках и трудно узнаваемых женщин, записывала их самые горячие желания и обещала найти желаемую ими услугу. Никто никогда не жаловался, никто не заявлял претензий. С юридической точки зрения ни в чем нельзя было ее упрекнуть, хотя Мок и его коллеги старались, как могли.
14
Tingel-tangel (tingletangеl) — второразрядный ночной клуб (по названию берлинского кафешантана); а так же еще: дребедень, танцульки, низкопробная музыка, балаган (