Тюремная жизнь плохо отразилась на физиономии Прессла. На изможденном, бледном лице появились розовые жесткие пятна, под глазами пролились синяки. Жирные волосы были в беспорядке и торчали во все стороны. От арестанта бил отчетливый запах немытого тела. Из наручников торчали руки с грязными, обгрызенными ногтями.
— Как дела, Ганс? — сказал Мок, подавая ему руку.
— Все в порядке, — ответил Прессл, — спасибо, что пришли, господин надвахмистр. Это очень важно для меня.
— Вы можете уйти и оставить нас одних? — спросил Мок охранника, который стоял под окном, затянутым двойной проволочной сеткой, и смотрел на него неприязненно.
Это был тот самый служащий, с которым он только что имел дело. Он, видимо, не был в восторге ни от поведения полицейского, ни от того, что ему пришлось вместе с ним хлопотать в комнату для свиданий вместо осматривания посетителей, а больше всего внимания уделял обычно представительницам прекрасного пола. Эти обязанности охотно взял на себя его коллега, а ему самому пришлось отказаться от ощупывания женщин и стоять теперь как кол в комнате свиданий и терпеть вонь, бьющую от арестанта. К этому его обязывали законы. Каждый адвокат или полицейский имел право видеться с арестованным не в общем зале для свиданий, а в отдельной комнате, в которую его должен был привести охранник.
— Ладно, ладно, — ответил охранник несколько презрительно, — я буду в коридоре. Когда свидание закончится, я приду.
Охранник вышел, а Мок на мгновение задумался над его словами. Очевидно, тюремный служащий не хотел обращаться к Моку на «вы», а на «ты» у него уже не имел мужества. Надвахмистр счел это своей маленькой победой. Он вытер руку о штаны. Она была липкой и потной. Посмотрел в окно. С петель сетки свисали жирные косы грязи. Из детдома доносился грохот тележки и лязг тарелок.
— Что? — он улыбнулся Пресслу. — Вам везут обед? Ты должен есть больше, Ганс, если не хочешь покончить с собой. Не забывай, что однажды ты выйдешь на свободу, к жене и ребенку. Ты не можешь выглядеть как костлявый труп… У меня есть кое-что для тебя.…
— Я больше туда не вернусь, — сказал Прессл, впиваясь взглядом в столешницу, на которую опирал скованные наручниками руки.
— Вернешься, вернешься. — Мок сунул папиросу в рот Пресслу, потер спичку о стену и подал арестанту огонь. — Но тогда ты должен прислушаться к моим советам, понял? Если будешь вести себя хорошо, ты никогда не попадешься в тюрьму.
— Я останусь в тюрьме, — прошептал Прессл, яростно затягиваясь папиросой. — Навсегда, господин надвахмистр. Поэтому я так хотел, чтобы вы навестили меня.
— Поэтому ты так просил о встрече? — жестко спросил Мок, достал из портсигара все папиросы и переложил их по столу в сторону своего собеседника. — Чтобы попрощаться со мной перед смертью, так? Выкинь из головы эти дурацкие мысли! Ты получишь наказание, а потом вернешься к своим! Тебе есть для кого жить! Повторяю, выкинь это из головы…
— Не обижайтесь, господин надвахмистр, — перебил его Прессл. — Не поэтому просил вас о приходе, чтобы с вами попрощаться, хотя много вам обязан… Я хотел, чтобы вы позаботились о Луизе, моей жене… Боюсь, что после моей смерти придет… что она вернется на плохую дорогу… А что тогда будет с моим маленьким Клаусом? А у вас есть опыт работы с такими девушками… Не дайте ей пойти по плохой дороге!