Снег покрывал их мундиры, снег стекал по окну кабинета шефа криминальной полиции Генриха Мюльхауза. Он оторвал взгляд от студентов и курильщиков. Посмотрел на сидящего у его стола Мока, который растирал суставы. Мюльхауз наклонился над Моком и окинул взглядом каждую морщинку его усталого лица, каждую красную прожилку в глазных яблоках, каждую выступающую корку на сухих и искусанных зубами губах. Несмотря на это тщательное наблюдение, криминальный советник не мог сделать никакого вывода о сегодняшнем настроении надвахмистра. Ожесточенное лицо, выдвинутая нижняя челюсть и полуприкрытые глаза у него были всегда, вне зависимости от дня, юмора и количества выпитого алкоголя. Только забинтованная голова решительно отклонялась от его обычной наружности.
— Долго мы так будем молчать, господин советник? — спросил Мок, глядя на огромную карту Бреслау над письменным столом. — Вас не удивляет, что у меня есть один важный вопрос, о наручниках, правда? Не хотелось бы, однако, быть грубым… Старшие имеют приоритет… Ну так что, господин советник? У вас есть ко мне какие-то вопросы?
— Вы неразумны, Мок, — медленно произнес Мюльхауз и открыл жестяную шкатулку с датским табаком. — Вы развлекаетесь риторическими фокусами… Задаете вопрос, как бы не спрашивая… А ситуация серьезная… Нет времени на фокусы, Мок… Пришло время наручников.
— А вы, похоже, не используете риторические приемы? — Мок наклонился и носовым платком стер липкую грязь с носка своего ботинка. — Задержание, ретардацию знал уже Гомер…
— Хотите что-нибудь поесть? — спросил неожиданно Мюльхауз. — Может, принести хлеба с копченым лососем из «Альтоны» и с маринованным луком? Сегодня я купил по дороге в президиум… Я знаю, что вы очень любите рыбу.
— В чем дело? — спросил Мок очень медленно, даже не глядя на тминный хлеб, переложенный бледно-розовыми ломтиками лосося. — Почему на меня надели наручники? В чем меня обвиняют?
— Я ожидал другой вашей реакции, Мок. — Мюльхауз зажег спичку и сунул ее в головку трубки. — Ярости, крика или, по крайней мере, раздражения… А вы очень спокойны… Я не знаю, что и думать… У меня есть два выхода. Могу я спросить, почему ты убил их, Мок? Почему ты убил Клару Мензель и Эмму Хадер? Зачем ты открыл им рот и вырвал зубы? Так я мог бы начать этот допрос. Я мог бы начать иначе и рассказать вам все с самого начала… О том, что сегодня рано утром в моем бюро появился полицейский с XII участка и объявил дежурному Кляйнфельду, что у них в арестантской сидят двое неопознанных, израненные и пьяные в стельку люди, которые, скорее всего, принимали участие в какой-то серьезной ночной драке. Начальник участка, надкомиссар (старший инспектор) Шульц, который является большим службистом, прислал нам отпечатки пальцев обоих с просьбой о возможной идентификации. Сегодня утром Кляйнфельду нечего было делать, и он занялся отпечатками. Согласно инструкции, он сначала сравнил их с картотекой нераскрытых дел. И знаешь, что оказалось? Что у одного из этих пьяниц есть отпечатки пальцев, идентичные тем, что были найдены на ремне, которым задушили Клару Мензель и Эмму Хадер. И я принял решение. Я приказал немедленно арестовать этого пьяницу с отпечатками пальцев, как убийцу обеих шлюх, и доставить его ко мне в кабинет. И это произошло. И знаешь, кого я увидел, Мок? Знаешь, кого мне привели? Тебя.
Мюльхауз смотрел на Мока и теперь уже видел, что происходит в его мыслях. Надвахмистр вдруг стал мокрым. Его гладко причесанные волосы начали скручиваться от влаги, из-за повязки вытекла струйка пота, а лоб покрылся густыми каплями. Он снял пиджак и жилет и бросил их на спинку кресла. Он закатал рукава, лишенные запонок, и резко расстегнул жесткий воротник. Его уголки взлетели вверх и доходили до подбородка. Мюльхауз уже знал, что слова были похожи на меткие пули.
— Скажи что — нибудь, Мок, — попросил Мюльхауз, — дай мне убедительную причину, чтобы мне не пришлось отправлять тебя в наручниках в следственную тюрьму. Скажи что-нибудь, что позволит мне считать сегодняшний день кошмарным сном! Ну, я слушаю, Мок.
— Летом… — Мок все еще не контролировал свой пот. — Я не помню точно, когда это было… Да, да, я уже знаю… Это было в тот день, когда были найдены эти две девушки… Клара Мензель и Эмма Хадер. За день до этого я слишком много выпил… Напился до потери сознания. Очнулся я за Дойч Лисса, на лесной поляне. Кто-то раздел меня догола и оставил мне только старый балахон. Мои пальцы были вымазаны розовой краской. Как будто кто-то пытался меня подставить…
— Когда ты пришел ко мне на место преступления, как эксперт по идентификации проституток, — Мюльхауз выпустил длинную полосу дыма из своей спутанной бороды, — у тебя не было розовых пальцев…